Закончив со светским представлением, Рембек вкратце объяснил, с кем мне предстоит иметь дело.

— Кэнфилд — мой адвокат, Керриган — наблюдатель от корпорации, а Пьетроджетти — мой бухгалтер. — Он махнул, рукой. — Садитесь, господа. — Более церемонным жестом он указал на кресло прямо у стоящего в центре стола для заседаний со словами:

— Будьте любезны, присаживайтесь, мистер Тобин.

Мне это место не понравилось: Кэнфилд и Керриган оказывались позади меня, вне поля моего зрения. Рембек, разумеется, мгновенно уловил мое недовольство и его причину и предложил:

— Впрочем, устраивайтесь, где вам удобно, — на сей раз он неопределенно махнул рукой на стоящий чуть поодаль, у правой стены, коричневый кожаный диван, откуда открывался отличный обзор комнаты.

Пора было положить этому конец. Рембек обращался со мной как с дорогой скаковой лошадью. И я сказал:

— Нет, благодарю. Мне и тут неплохо, — и сел в указанное им вначале кресло.

Я уже и так достаточно на всех троих насмотрелся, составив о них себе представление, так что в будущем легко смогу узнать их лица. Адвокат Юстас Кэнфилд держался с неимоверным достоинством, соответственно седине на его висках. Наверняка он носил корсет. Это был, несомненно, первоклассный адвокатбуквоед с феноменальной памятью и полным отсутствием воображения; из тех, кто может состряпать дело, хитроумное, как спичечный домик, но в суде одним неосторожным движением сам же и разрушить его.

Что до Роджера Керригана, он был точной копией Эрни Рембека, только помоложе. Блестящий, проницательный, немногословный выпускник бизнес-колледжа. Внешность как у типичного федерального агента и крысиные глазки. Вышеупомянутая “корпорация”, наблюдателем от которой он здесь был, иными словами называлась синдикат, или попросту мафий. Рембек являлся лишь местным царьком, и его начальство интересовало, как он справляется с кризисом на своей территории. Роджер Керриган, человек, на которого, очевидно, никогда не заводили и не заведут полицейского досье, человек в кармане которого явно лежит ключ от клуба “Плейбой” и абонемент в тренажерный зал, человек, которого в “корпорации” ожидало блестящее будущее, был подослан сюда соглядатаем теми, кто находился наверху. Я нисколько не сомневался, что свою работу он выполняет как следует.

Уильям Пьетроджетти принадлежал к совсем иному типу людей и сильно отличался от тех двоих. На нем был коричневый костюм, такой несвежий, обвисший и помятый, словно его владелец только что проделал в нем поездку на междугороднем автобусе. На щеках Уильяма к концу дня уже красовалась темная щетина, возможно появлявшаяся сразу же после бритья. Еще у него была перхоть и неопрятные черные космы. Человек явно односторонних интересов, принадлежавший к той категории бухгалтеров, которые в свободное время решают математические головоломки и отсылают их в “Научную Америку” и для которых легким чтивом являются биографии знаменитых математиков; а главное — общение с налоговым законодательством представляет для них своего рода интеллектуальное изнасилование. Получал он, скорее всего, меньше, чем следует, потому что таким всегда недоплачивают, впрочем, это его мало волновало; интерес к деньгам у него, наверное, появлялся лишь тогда, когда их можно было нанести на бумагу в виде столбиков с цифрами.

Как только все мы устроились, Рембек уперся локтями 6 стол и, нависая над всеми, произнес:

— Как много успел рассказать вам Виклер, мистер Тобин?

— Ровно столько, столько вы ему поручили. Убили какого-то человека, близкого вам, но не связанного с.., корпорацией. Вы хотите, чтобы убийцу нашли, но сами расследование вести не желаете. Если он будет найден, вы не будете возражать против передачи его в руки полиции.

Он кивнул:

— Верно. И это все? Больше ничего он не говорил?

— Все. Он не счел нужным объяснить мне, почему нельзя сразу обратиться в полицию, если вы все равно согласны иметь с ней дело.

— Ситуация сложная. Прежде чем я введу вас в курс дела, мне понадобится ваше обещание, что вы ничего не расскажете никому постороннему.

Я покачал головой:

— Этого я обещать не могу.

— Речь не идет об умалчивании чего-то незаконного, — уточнил он.

— Не важно, о чем идет речь. Я не могу давать обещаний вслепую.

В разговор вмешался Кэнфилд.

— Мистер Тобин, по-моему, достаточно будет ваших заверений в том, что ко всему, что вы здесь сегодня услышите, вы отнесетесь.., с должной деликатностью. Ты согласен, Эрни?

Рембек казался обеспокоенным.

— Для меня все очень важно, Юстас, — подчеркнул он.

— По моему мнению, мы можем рассчитывать на порядочность мистера Тобина. Рембек взглянул на меня.

— Если вы хотите от меня одного, чтобы я пообещал не сплетничать, я согласен, — заявил я. Рембек резко кивнул.

— Ладно, — согласился он. — Меня это устроит. — Затем, с явным усилием выдавив из себя дружескую улыбку, он продолжал:

— Меня это дело касается весьма близко. Вы сами поймете, когда ознакомитесь с ним до конца.

— Я давно готов, — сказал я.

— Еще кое-что, самое последнее, мистер Тобин, — вмешался Кэнфилд. — Есть одна юридическая формальность. У вас не найдется долларового банкнота?

— Наверное. А в чем дело?

— Я попрошу вас передать его мне и подтвердить, что вы нанимаете меня, чтобы я представлял ваши интересы в данном деле. Я повернулся в кресле, чтобы лучше его видеть, и спросил:

— Зачем это?