Шрифт:
Так и сделали. Попросили официантку отнести Толубко минеральной воды: "Узнай, что он делает. И один или нет". Она вернулась: "Ничего не делает. Просто сидит и читает". Тогда приятель говорит: "Иди, не будь дураком! Ну выгонит он тебя, не умрешь же ты от этого!.."
И я решился. Но идти мне, старшему лейтенанту, к генерал-полковнику без вызова, да еще через голову непосредственного начальства?.. В армии с этим строго. Вхожу, спросив, как положено, разрешения. "Что у тебя?" - "Да вот, я врач..." - "Вижу, что врач. Как твоя фамилия?" - "Сенкевич". И тут я сразу почувствовал, что у него в глазах что-то промелькнуло - он словно начал вспоминать...
В общем, я все рассказал Владимиру Федоровичу: про семейное положение - жена в Москве, дочь в Ленинграде, я здесь; про занятия наукой, про запрос из Института авиационной и космической медицины. Когда я назвал фамилию директора института Волынкина, генерал окончательно все вспомнил: "Если институт в тебе заинтересован, я тебя здесь задерживать не буду. Приезжай ко мне... Все решим". Помню, что я уточнил: "Как, можно приехать прямо к вам?"
Я решил ковать железо, пока горячо. Пошел за разрешением к командиру полка, но тот еще был в отпуске, его заместитель не знал, что командир говорил с моим отцом о возможном моем переводе. Тогда я бросился к своему старшему врачу Леониду Зылькову: "Отпусти меня в Москву!" - "Какая Москва! Ты нужен здесь - видишь, идет ремонт медпункта!" - "Леня! О чем ты говоришь? Тут судьба решается..." Леня отправил меня к вышестоящему начальнику. Того тоже не было на месте. Пришлось идти к его заместителю, который не был в курсе моих дел. Начал ему объяснять: "Генерал Толубко приказал мне..." Такого вопроса сам он не мог решить и отправил меня к командиру дивизии... Казалось, конца этой лестнице наверх не будет.
Но делать нечего - пошел. Конечно, и командира дивизии генерала Уварова на месте не оказалось - он объезжал ракетные площадки. Невезение просто преследовало меня, но я решил стоять до конца и дождаться генерала около штаба. Через какое-то время он подъехал. Обращаюсь по форме:
– Товарищ генерал, старший лейтенант Сенкевич...
– Время! Вы пришли не в приемное время!
– Я был у генерал-полковника Толубко... Генерал-полковник приказал приехать...
– И тут генерал Уваров "выдал":
– Что, клизму ему ставил?
– Да нет, я был по личному вопросу... Он приказал приехать...
– Это он тебе приказал, а меня может и наказать... Ладно, пойдем разберемся.
Иду за ним, смотрю, генерал хромает - подвернул ногу, когда осматривал площадки, где строили шахты для ракет. Ворчит:
– Вот вы, врачи! Ничего не можете сделать с ногой!
– Как ничего не можем? Вам нужен покой и тепло для ноги. А сейчас нужно бы заморозить, наложить тугую повязку.
– Вот, видишь, ты-то знаешь, а эти черти не знают... Прикажу позвонить, чтобы привезли из лазарета все необходимое...
Я понял, что теперь он сам меня не отпустит. Потом пришлось рассказать ему все, о чем я уже рассказывал генералу Толубко, только с тем дополнением, что запрос на меня приходил, но из нашей части почему-то сообщили, что я недостоин работать в Институте авиационной и космической медицины, хотя командир полка этого запроса в глаза не видел, а в разговоре с моим отцом характеризовал меня с положительной стороны...
Генерал Уваров прервал меня:
– А ну-ка подожди! Начальника отдела кадров ко мне!
Тот быстро явился.
– К тебе запрос на старшего лейтенанта Сенкевича приходил?
Кадровик замялся, стал бормотать что-то невразумительное.
– Так приходил или нет?
– Так точно, приходил.
– И что ты ответил?
– Да вот я... это самое... передал медикам...
– А что они ответили?
– Да я не знаю...
– Чего ты не знаешь? Вон отсюда! Кругом!
– Потом обратился ко мне. Ладно, старший лейтенант, даю тебе неделю. Поезжай, хотя сам знаешь, какое сейчас время. Никаких отпусков не положено. Но тебе по тяжелым семейным обстоятельствам даю...
А время тогда было действительно сложное - шел октябрь 1962 года, назревал Карибский кризис в отношениях с США из-за Кубы и все ракетные войска были приведены в состояние готовности № 1.
Я помчался на свой медпункт, чтобы предупредить Леонида, потом бросился домой, скорехонько собрал вещички (чтобы начальство не передумало) и рванул в Москву. Приехал и сразу же стал дозваниваться до Ленинграда, рассказал все отцу. Потом позвонил в институт Ювеналию Михайловичу. Он пригласил меня на следующий день к себе, сказал, что все документы, необходимые для моего перевода, подготовлены, и направил меня в Перхушково, где находился командный пункт Толубко. Поехал. Генерал-полковника на месте не оказалось - он был в отъезде, и когда должен был вернуться, мне никто не мог сказать.
Я ездил со своими документами в Перхушково, как на работу: Белорусский вокзал, электричка, проходная командного пункта, потому что дальше меня не пропускали. Но я решил ждать приезда Толубко около проходной сколько потребуется. И дождался его на четвертый день. Владимир Федорович принял меня, написал на запросе из института свою резолюцию, потом вызвал какого-то офицера: "Оформляйте перевод старшего лейтенанта в институт генерала Волынкина".
Окрыленный, я вернулся в Выползово, чтобы сдать дела своему младшему врачу Русланбеку. Вот уж кто наверняка радовался моему отъезду так же, как и я: больше некому было ловить его на непрофессионализме... Осенью 1962 года для меня началась другая жизнь...