Командиры корпусов и дивизий заняли места в большом салоне. В свете люстр поблескивали мундирные пуговицы и ордена. Сигарный дым поднимался к потолку. Чувства были оживленными, приподнятыми. Шампанское шипело, искрилось. Тостом было: «За скорый конец войны!»

Генерал-полковник Гудериан стряхнул пыль с длинного пальто из черной кожи и дружески пожал руку генерал-фельдмаршалу фон Боку. Эти двое офицеров высшего ранга вполголоса говорили о последних событиях. Фельдмаршал подошел к столу и полистал кое-какие документы.

— Господа, фюрер отдал приказ о наступлении на Москву, — начал он довольным тоном. — Эта превосходно задуманная кампания вступает в окончательную, решающую фазу. С падением Москвы мы достигнем величайшей победы в истории. Нашей армии предоставлена большая честь уничтожить коммунистическое чудовище и принудить большевиков к безоговорочной капитуляции.

Фельдмаршал подошел к висящей на стене большой карте.

— Операция «Тайфун» включает в себя две фазы. Первым делом мы прорвем советский западный фронт с севера и с юга от шоссе Смоленск — Москва. После этого танковые группы закрепятся под Вязьмой. Затем мы окружим все отступившие силы противника, уничтожим их, двинемся прямо на Москву, окружим ее и возьмем. Смелый и совершенно ясный план, господа. В штурме Москвы примут участие двадцать четыре танковых дивизии и сорок пять пехотных. У армии есть три недели, чтобы пройти триста километров. Времени вполне достаточно. Через месяц мы устроим парад победы в честь фюрера на Красной площади и переименуем ее в площадь Адольфа Гитлера.

Стареющий фельдмаршал завел руки за спину, вытянул вперед голову с орлиным носам, изящно прошагал взад-вперед на носках превосходно начищенных сапог и произнес почти компанейским тоном:

— Фюрер гений!

— Поистине гений… — доверительно прошептал генерал-танкист фон Хюнерсдорф генералу Гёппнеру.

Гёппнер негромко рассмеялся.

— Будь он гением, то не остановился бы под Смоленском в июле, когда Москва была полностью открыта нашим танковым дивизиям. Клаузевиц говорит: «Отступать от первоначального замысла следует лишь в условиях крайней необходимости».

— Фюрер изучал Клаузевица, — вмешался генерал-лейтенант Конради. — У него были основания послать войска на Украину вместо того, чтобы продолжать продвижение к Москве. Нам недостает широты его взгляда. Я верю в фюрера, — угрожающе добавил он и пристально воззрился на слегка нервничающего теперь генерала Хёпнера.

— Что вы думаете об этом наступлении? — обратился фон Хюнерсдорф к генералу Штраусу.

— Официально мы преуспеем. Что еще тут думать? — засмеялся артиллерийский генерал.

— А неофициально? — спросил Хюнерсдорф с кривой улыбкой.

— Сказать, что я думаю, значит напрашиваться на трибунал, — улыбнулся Штраус.

— Значит, вы сомневаетесь? — не отставал Хюнерсдорф.

— Этот австрийский ефрейтор ждал слишком долго, — пробормотал Штраус.

— Этот план не только смелый и совершенно ясный. Он еще и безумный. Уже наступила осень с угрозой дождей.

— Если пойдут дожди, как бы нам не пришлось сдаться, — произнес генерал-майор фон Хюнерсдорф.

— Русские будут блокировать нас, где только возможно, — продолжал Штраус. — Они знают, что поставлено на карту Если они не удержат Москву, их престиж рухнет. Уже только по этой причине они будут сражаться как сумасшедшие. Сталин и его окружение весьма решительны. Они бросят в бой все, что смогут наскрести.

— Мы — сильнейшая в мире армия, — с гордостью сказал фон Хюнерсдорф. — Если хорошая погода продержится, мы добьемся успеха. Но действовать нужно срочно; нам потребуется вся скорость, какую только могут развить танки, чтобы достичь Москвы до зимней распутицы…

— Как у нас дела с зимним снаряжением? — с любопытством спросил генерал Хубе.

— Фюрер остановил производство зимнего снаряжения, — ответил с отеческой улыбкой фельдмаршал. — Разговоры о зимнем обмундировании — пораженчество. Кампания окончится задолго до того, как нам потребуются рукавицы и шерстяные подшлемники. Все уже выпущенное зимнее снаряжение будет отправлено на склады. Это приказ фюрера, господа!

Несколько генералов переглянулись, но промолчали.

Мы лежим в тени ряда плодовых деревьев. Осенние листья мягко падают на нас и вокруг. Стоит прекрасный, теплый осенний день — один из тех дней бабьего лета, какие бывают только в России.

Полк находится далеко за линией фронта в ожидании пополнения. Из двухсот наших танков уцелело всего шестнадцать. Потери среди личного состава превышают шестьдесят восемь процентов.

Новые танки уже начали прибывать. Мы находимся здесь уже пять дней. Кое-кому из нас они кажутся лучшими пятью днями во всем ходе войны. Снабженцы совершили удачную для нас ошибку. Рота все еще получает продукты на двести двадцать человек; это неплохо, когда нас около шестидесяти.