Шрифт:
– Так остыньте!
– я окатила их грязной водой из тазика и с хохотом побежала в сторону озера.
– Наперегонки?
– ухмыльнулся лу, снимая с уха остатки измочаленного лепестка.
– Кто первый, тот с ней спит в это время ночи?
– предложил Ксан приз за победу в соревновании, и мужчины сорвались с места, вслед за убегающей золотой медалькой.
Прикола с ночевкой я не очень поняла, но на подставленную спину Рыжика залезла с превеликим удовольствием. Умаялась убегать от них, догоняться, валяться по площадке и топить в озере двух впавших в годовалое детство отори. Но было так весело и беззаботно, что сразу расхотелось мстить. Эх, все бы время дня были такими замечательными!
– Ксан, а зачем, ну, ты это...
– решилась я спросить, но замялась, а вдруг это личное, и меня опять в чем-нибудь непристойном обвинят?
– Что это?
– хвостатое эмо-солнце светило над моей головой с высоты своего роста, а я валялась на спине, решая сложную задачу: куда спрятать неэстетично выпирающий обожравшийся довольный до безобразия живот.
– Ну, там, - я показала рукой, - у тебя кристалликами все увешано. Для чего?
– Мия, Мия, - улыбнулся Рыжик, - я переноску забыл, а в руке их нести неудобно. Вот я и решил их спрятать!
Угу, если каждый расценивает события в меру своей испорченности, то моя отметка болтается на уровне Коралунского раскаленного планетарного ядра... Кто мне скажет - почему я, в первую очередь, считаю людей, мягко говоря, нехорошими, а во вторую еще хуже, чем с первого взгляда?
Извилистый ты мой друг, твое мнение мне не интересно ни вообще, ни в частности! Мозг окосел. Другом его еще никогда не называли! Угу, о мертвых либо хорошо, либо никак! Какая разница уже они или еще не...
– Ясно, а мне показалось, что ты, как серьги в ушах, на крючки закрепил...
– созналась я.
– Не удивительно... После твоего удара, что хочешь и, где хочешь закрепится... Надо оно или нет...
– Ксан, ты преувеличиваешь!
– лениво возмутилась я, мечтая о сне и спокойствии.
– Нет, ты не замечаешь, но я вижу, что у тебя выросла скорость и сила. И ты сама подросла немного.
Я подозрительно посмотрела на живот. Если только вширь...
– Мия, а чем тебя Рин обидел?
– синекожее чудовище легло рядом и развалилось на моем животе. Тяжко-то как!
– Давай не будем об этом...
– Расскажи...
– занял Рыжик.
– Хорошо. Мы лежали в хатхи...
– я закончила через пару минут, - и он мне говорит - негигиенично. Все, а теперь спать. Ксан, я устала!
– спихнуть отори сил хватит, а вот залезть на него, чтобы доползти до лежанки в хатхи, уже нет.
– Слушай, а научи меня?
– у Рыжика не вовремя прорезалось любопытство.
– Мы же недавно ели!
– А мы рот помоем!
– с энтузиазмом высказался кора и притащил воды. Как же я скучаю по тебе, романтика грязных прокуренных Московских подъездов. Там никто не требовал чистить зубы, прежде чем поцеловать...
Как мне не хотелось избежать участи наглядного анатомического пособия по подростковому сексуальному воспитанию, Рыжий имел на этот счет свое мнение. Пришлось уступить, ибо спорить было лень, а сбежать я физически не могла.
– Ну, как?
– спросила я.
– Слюняво...
– смущенно отозвался хвостатый, вытирая рот рукой, - но вкусно!
– неожиданно закончил он.
– Я едва удержался, чтобы тебе язык не откусить!
– Ч... Чего?
– меня немного перекосило от такого заявления.
– Так ты же едой пахнешь!
– невозмутимо ответил Ксан.
– Знаешь что?!
– мужчина вопросительно посмотрел на меня.
– Шел бы ты... спать, со своими гастрономическими пристрастиями!
– возмутилась я.
Отори и пошел. Спать. С пристрастиями. Подхватив меня под мышку. Что с этих ископаемых мамонтов возьмешь?
Зверски великолепно! Когда ты лежишь в тенечке с книжечкой (до дыр зачитанной) и наслаждаешься работой других. Я по профессии не столяр, а менеджер, то есть руководитель, а по-простому тот, кто чужими руками жар загребает.
Мне кажется, что я справедливо рассудила - паота кому нужна? Отори. Вот пусть аборигены и строят осадный арбалет или, как он там правильно называется, а я давать указания буду. Предварительно почерпнув их из книжки. Дай Бог здоровья этому нудному автору, который чуть ли не чертежные схемы на страницах своего незабвенного аж на двух планетах опуса изобразил.