Ну а в том, что касается причин, по которым нашествие имело успех, а сопротивление на Руси было обречено на неудачу, то ученый называет таких четыре. Это численное превосходство армии вторжения, более совершенная тактика и стратегия степняков, с которой князья были совершенно незнакомы, отсутствие центра единого руководства у русских и истощение княжеских сил предшествующими междоусобицами. И если два первых положения вопросов не вызывают, то по поводу последних двух возражения имеются. Дело в том, что в Северо-Восточной Руси такой центр был, и сначала он находился во Владимире-Суздальском, стольном городе княжества, а после его взятия монголами он переместился на реку Сить вместе с князем Георгием и русским воинством. Владимирская земля была достаточно централизованной и самой сильной в регионе, а потому вполне естественно, что именно ее правитель решал вопросы обороны от нашествия не только своего княжества, но и соседнего Рязанского, князья которого обратились к нему за помощью. С другой стороны, если автор имел в виду совместные действия дружин Северо-Восточной и Южной Руси, то такое объединение было просто нереальным, поскольку на тот момент это были отдельные государственные образования. Везде правили местные династии, интересы которых лежали в абсолютно разных плоскостях, наиболее сильные княжества (Владимиро-Суздальское, Черниговское, Галицко-Волынское) вели самостоятельную внешнюю политику, и, по большому счету, в эту эпоху их практически ничего друг с другом не связывало. Ну а что касается истощения от усобиц, то это касалось только Южной Руси, где они практически не затихали, а вот в Залесских землях все было наоборот. После битвы на Липице в 1216 г. прошло 20 лет, выросло новое поколение, которое не знало, что такое княжеская междоусобица, а Суздальская земля наслаждалась миром. Походы на Волжскую Булгарию и мордву только увеличили мощь страны, и об истощении не могло быть речи — наоборот, строились новые города, развивалась торговля, и Северо-Восточная Русь находилась на подъеме.

Ну а дальше главное внимание автор уделяет фигуре Александра Невского — вот уж кому досталось от английского историка! Здесь его утверждения тоже достаточно голословны, хотя понять ученого можно — ведь именно Александр Ярославич являлся самым ярким символом той борьбы, которую Русь вела против Запада. «Претензию Александра представить себя могучим защитником русских против немецкой и особенно папской агрессии с Запада нельзя рассматривать с той серьезностью, с какой это пытаются делать многие советские историки». Но это отношение к русскому князю по крайней мере понятно — ведь когда читаешь «Кризис средневековой Руси. 1200–1304», то иногда возникает ощущение, что герой Невской битвы чем-то обидел английского историка, который эту самую обиду ему простить не может. Только обидел Ярославич не профессора Феннела конкретно, а весь Запад, который, пользуясь сложившейся ситуацией, пытался в XIII в. распространить влияние на Русские земли и поживиться за их счет. «Ваш папа — волк, а не пастырь» — эти слова принадлежат другому, не менее известному персонажу отечественной истории, но их явно мог бы произнести и князь Александр папским легатам. Сомнения терзают Джона Феннела и по поводу другого события — битвы на льду Чудского озера: «Но была ли эта победа столь великой? Явилась ли она поворотным моментом в русской истории? Или это просто митрополит Кирилл или кто-то другой, написавший «Житие», раздул значение победы Александра, чтобы скрасить в глазах своих современников последовавшее раболепствование Александра перед татарами». Все познается в сравнении — пусть Невский герой голову перед Ордой и склонил, зато натиск с Запада, который пришелся на один из самых страшных периодов отечественной истории, отразил. А сумев устоять в этот труднейший отрезок времени, в дальнейшем русские уже не дали западным агрессорам никаких шансов, а Раковорская битва знаменовала уже новый этап противостояния, который закончился уничтожением Ливонского ордена при Иване Грозном.

Но в то же время нельзя не отметить, что в книге Феннела есть много и положительных моментов, например, он очень четко указал на то, что Ипатьевская летопись сознательно искажает деятельность князей Северо-Восточной Руси по отражению монгольского нашествия. Поскольку отношения между Южной Русью и Русью Залесской по большей части были откровенно враждебными, то и летописец не мог питать к политическим врагам своего княжества добрых чувств, а потому выставлял их в негативном свете. То же самое касается и момента, когда наступила зависимость Руси от монголов: «Так называемое татарское иго началось не столько во время нашествия Батыя на Русь, сколько с того момента, как Александр предал своих братьев». По поводу предательства Невского замечу лишь, что именно его братья, Андрей и Ярослав, выступили зачинщиками смуты, когда Андрей вопреки всем обычаям в обход дяди Святослава и старшего брата занял Владимирский стол и начал проводить по отношению к монголам провокационную политику, что в итоге и явилось началом великого кровопролития. Ну а в остальном сам тезис верен — после того, как нашествие закончилось, ни о каком подчинении Северо-Восточной Руси монголам и речи не шло, страна была разгромлена, но не покорена, и вопрос этот встал лишь через добрый десяток лет. В целом же, подводя итоги, можно сказать, что, невзирая на существенные недостатки, книга у англичанина получилась интересной и более-менее объективной, чего при всем желании не скажешь о многочисленных работах на эту тему некоторых наших соотечественников.

Монгольское нашествие — это, пожалуй, наряду с Великой Отечественной войной одна из самых страшных и кровавых страниц в нашей истории — именно в эти моменты речь шла о самом существовании народа, о том, быть или не быть стране. И если в XX веке ценой неимоверных потерь вражеское вторжение удалось не только остановить, но и переломить ему хребет, то в XIII в. это сделать не удалось. Причин, почему так вышло, несколько, причем не о какой монгольской «гениальности» и их военном превосходстве над русскими речи нет — все было гораздо проще и страшнее. Это очень точно подметил Н. М. Карамзин: «Сила Батыева несравненно превосходила нашу и была единственною причиною его успехов. Напрасно новые историки говорят о превосходстве Моголов в ратном деле: древние Россияне, в течение многих веков воюя или с иноплеменниками или с единоземцами, не уступали как в мужестве, так и в искусстве истреблять людей ни одному из тогдашних европейских народов». В многочисленных летописных свидетельствах очень четко прослеживается сравнение монголов с саранчой, которую на древнерусском называли «прузы» — «и тогда преидоша множество кровопивцев христианских, без числа, ако прузы» (Лаврентьевская летопись). Современников буквально шокировало то колоссальное количество степных войск, которое вторглось в их земли, подобного они раньше не видели никогда. И опять-таки Н. М. Карамзин четко указал причину того, почему монголы подавляли противника числом: «Батый предводительствовал целым вооруженным народом». Полностью согласен здесь с историком, именно в этом и кроется главная причина монгольских успехов — плюс еще несколько важных факторов. Очень удачным можно считать выбор времени для вторжения на Северо-Восточную Русь — начало зимы, когда весь урожай лежит в закромах, а нашествие ждут летом, поскольку боевые действия со степняками традиционно приходились на это время года. Громадному численному превосходству врага не только на Руси, но и в землях Волжской Булгарии правители ничего не смогли противопоставить — орда буквально сметала те воинские контингенты, которые вставали у нее на пути. Зато победа над половцами была достигнута монголами благодаря железной дисциплине, тактическому превосходству и единому руководству, которого у кипчаков не было. Совокупность всех этих факторов и предопределила победу монголов, хотя были и варианты, при которых вражеское вторжение могло потерпеть неудачу — не все было так безнадежно.

Итог был в какой-то мере закономерен — мощнейшая держава, которой в то время являлась Северо-Восточная Русь, чья культура вознеслась на невиданную высоту, а дружины могли «Волгу веслами расплескать, а Дон шеломами вычерпать», рухнула в течение каких-то трех месяцев под копыта коней диких монгольских орд. Не только для простых людей того времени, но и для элиты, как духовной, так и светской, подобное крушение основ, которые казались незыблемыми, требовало переосмысления и понимания — привычный мир рухнул, и рухнул навсегда. Это воспринималось как конец света, как гнев Божий на Русскую землю за многочисленные грехи как князей, так и всего народа. Жизнь русских людей четко разделилась на «ДО» и «ПОСЛЕ» нашествия, и надо заметить, что подобные катастрофы имели место не только в нашей истории — для сербов это стала битва на Косовом поле, и любое упоминание о Видовдане (дне святого Витта, в который произошло сражение) вызывает у них неподдельную скорбь. Для старой доброй Англии этим рубежом стал холм Сенлак, где в битве с нормандцами Вильгельма Ублюдка полегла армия храброго короля Гарольда, а для нас, русских, — поросшие непроходимыми лесами и заваленные снегом пустынные берега небольшой речушки Сить, где в сече с ордой сошлись суздальские дружины князя Георгия. Битва на Ситцких болотах подвела черту под сопротивлением Владимиро-Суздальской Руси завоевателям, но с другой стороны, явилась причиной того, что Батый так и не рискнул идти на Новгород, поскольку монголы понесли в этом сражении колоссальные потери. В сражениях под Рязанью и Коломной при штурме укрепленных русских городов войско захватчиков таяло, как снежный ком на солнце, и в итоге Батый был вынужден убраться с Русской земли в половецкие степи и там начать подготовку к новому вторжению. Возвращение монголов было страшным — победив русских в тяжелейшей битве за Чернигов, хан открыл себе путь в Южную и Юго-Западную Русь. Древний Киев, брошенный на произвол судьбы князьями, был не в силах остановить волну нашествия и пал после продолжительной и неравной борьбы, открыв завоевателям путь на Запад.

Но вот на что хотелось бы обратить внимание — дело в том, что и в Сербии, и в Англии никому и в голову не придет упрекать князя Лазаря и короля Гарольда в трусости и глупости на основании лишь того, что они потерпели поражение в битвах. У нас все через другое место! С легкой руки Льва Николаевича Гумилева в чем только не обвиняли Великого князя Георгия и весь русский народ в совокупности, зато моральные и физические качества завоевателей превозносились до небес. Мало того, наплевав на весь героизм предков, которые ценой собственных жизней остановили страшный вал нашествия, многие исследователи «старины глубокой», или, как их назвал академик В. В. Каргалов, «новооткрыватели», стали объявлять Батыев погром благом для русского народа, а некоторые договорились до того, что и нашествия-то самого не было! Это равносильно тому, что лет этак примерно через 500 какой-нибудь умник начнет отрицать героизм и воинское мастерство доблестных защитников Брестской крепости — а что такого, ведь крепость-то немцы все равно заняли! Или какой-либо эстетствующий интеллигент, поборник заморских ценностей, в очередном припадке самолюбования вдруг возьмет, да и заявит — а не было вообще никакой обороны Бреста, а все это грандиозная провокация неких тайных сил или вражеских спецслужб! И плевать такому поборнику исторической справедливости на сотни сожженных городов и деревень, на миллионы человеческих жизней, которые погубило вражеское вторжение, — он глаза соотечественникам раскрывает, подлинную историю Отечества восстанавливает. Вот то же происходит и сейчас, только применительно к другой теме — монгольскому нашествию, где все кому не лень стараются подзаработать на этой теме, и чем абсурдней выводы, тем на взгляд «новооткрывателей» лучше. Но истина всегда останется истиной, и как бы ни хотелось этим деятелям от науки ее исказить и переписать в угоду своим сиюминутным потребностям, это им не удастся. Слава Богу, есть и летописные свидетельства, и археологические данные, и народные предания, а у досужих творцов новой истории, кроме их буйной фантазии, ничего нет, да и вряд ли будет. Мы имеем право гордиться своими предками, их воинской доблестью и ратным умением, а вот очернять их деяния могут только те, кому наплевать на прошлое и настоящее своей страны. Ну а чтобы не быть голословным, приведу пару примеров из творчества тех, кто решил разоблачить лживые по их понятиям мифы и открыть народу глаза на его подлинную историю.

Главный лозунг, под которым идут в бой «новооткрыватели», звучит примерно так: «Мы развенчаем миф о трехсотлетнем татаро-монгольском иге». Но и здесь у них все шиворот-навыворот — в сказку о трехсотлетнем угнетении в наши дни уже не верят, поскольку триста лет Русь никто и никогда не угнетал. И если считать установлением политической зависимости от монголов 1243 год, когда князь Ярослав Всеволодович прибыл к Батыю и был назван «стареи всем князем в Русском языце» (Лаврентьевская летопись), а годом свержения 1480-й, то и тогда получается 237 лет, а не 300! Но тем не менее продолжают развенчивать. Опять же, возникает закономерный вопрос — а что вообще подразумевать под понятием «иго»? Если позорную политическую зависимость и разорительную выплату дани, то оно, вне всякого сомнения, было, а если оккупацию Руси, отстранение от власти правящей династии Рюриковичей, а также наличие гарнизонов интервентов в городах, то такого не было. Поэтому к термину «иго» надо относиться с осторожностью и не забывать, что придумано оно было на Западе польским хронистом Яном Длугошом в 1479 году, а до этого на Руси и слыхом не слыхивали ни о каком иге. То, что принято называть «игом», на самом деле было длительной и упорной борьбой за политическую независимость страны, за право не платить унизительную дань, борьбой, которую вела Русь против хищного и паразитирующего соседнего государства.

По монгольскому нашествию написано столько трудов «новооткрывателей», что прямо глаза разбегаются, и не знаешь, какие выбрать, а теории, которые развивают их авторы, мягко говоря, одна другой удивительней. Но во всех трудах «новооткрывателей» есть одно слабое место — выдвинув какую-либо идею, они любыми путями стараются ее доказать, т. е. изначально под ответ подгоняют решение. Например, желая доказать, что численность орды, которая вторглась в Северо-Восточную Русь было минимальной, от 20 000 до 30 000 воинов плюс по три лошадки на каждого, они неустанно подчеркивают, что если бы их было больше, то вся армия вторжения померла бы с голоду. Для начала о набившем оскомину утверждении о трех лошадках на одного монгола — дело в том, что это должно было быть в идеале, а жизнь, как известно, далеко не всегда этим идеалам соответствует. Для примера достаточно вспомнить июнь 1941 года, когда по штатному расписанию в советских дивизиях числилось до 10 858 бойцов, а в реальности личным составом они были укомплектованы лишь на 70–80 %. Так это личным составом, а что уж говорить о вооружении? Некоторые танковые части в идеале были на бумаге укомплектованы полностью, только вот их личный состав ни одного танка так и не увидел до начала боевых действий. То же самое можно сказать и про монгольское воинство. К рязанским границам орда подошла после ожесточенных боев в Волжской Булгарии и с половцами, причем последние оказывали захватчикам отчаянное сопротивление. В кавалерийских сражениях, которые развернулись в степях, войска Батыя несли потери в конском составе, которые постепенно становились невосполнимыми. Многие половецкие ханы, не в силах сдержать натиск монголов, стали уводить своих людей за Днепр, угоняя и многотысячные табуны лошадей, чем создавали для завоевателей серьезную проблему. Поэтому, на мой взгляд, ни о каком идеальном соотношении один монгол — три коня перед вторжением в Северо-Восточную Русь и речи быть не может. Идем дальше.