Шрифт:
– Где вы потеряли штаны, коллега? – спросила я.
– Эти изверги! – закричал в ответ Матур, но докричать свой текст до конца он не сумел, так как мы с ним одновременно услышали внутренний голос лысенького, который оказался переводчиком по имени По-из. Переводчик сделал шаг вперед, чтобы нам лучше было слышно, но по мне он лучше бы этого не делал. Увидев так близко совершенно голого пожилого человека, который был не дикарем, а вернее всего, почтенным отцом семейства, ушедшим в секту опрощенцев, я смутилась, так как при такой степени обнаженности воспринимаешь как нечто неприличное совершенно приличные части тела.
– Простите, – сказал По-из и отпрыгнул за куст.
Вы спросите, почему я именно тогда догадалась, что дикари – вовсе не дикари, а обыкновенные сектанты? Да потому, что переводчик По-из был пострижен! Покажите мне стриженого троглодита!
И на это мое наблюдение По-из мысленно ответил:
– Но ведь из этого можно заключить, что и первобытные социумы производят обработку волосяного покрова.
– Но первобытные социумы не смогут объяснить эту процедуру корявым наукообразным языком, – ответила я.
– Женщина! – услышала я голос человека в шортах.
Вот этот, хоть и одетый, о парикмахере не слышал давно. Говорил он по-японски. И когда По-из хотел переводить, я сказала:
– Не надо, я училась в аспирантуре Токийского университета.
После этого я обернулась к человеку в шортах и спросила его на сносном японском языке, чего ему от меня требуется. К тому времени я уже сообразила, что именно его глазенки сверкали из-под плиты и именно он утащил меня в этот каменный стакан.
– От тебя требуется, чтобы ты разделась, – сказал он.
Как ни странно, его совершенно не удивило мое знание японского языка. Он был примитивно устроен, иначе бы не выжил столько лет в лесу, к тому же за последние дни телепаты подготовили его к тому, что весь окружающий мир может изъясняться понятно для него.
– Исключено, – сказала я. – Я не хочу раздеваться.
– Я приказал, – сообщил мне Сато. – Все раздеты, ты тоже. Ясно?
– А вы? – спросила я.
– Мне нельзя. Я старший унтер-офицер императорской армии.
– Я не вижу знаков различия, – сказала я, чтобы его позлить. Некоторые чувства у него были далеко запрятаны.
– Солдат японской армии всегда остается в строю, даже если выполнение секретных заданий требует, чтобы он общался с людьми, не будучи в военной форме.
Наверно, это был параграф из какого-то устава для лазутчиков.
– И давно вы здесь скрываетесь?
Почему-то этот ответ вывел его из себя.
– Я не скрываюсь! – закричал он высоким голосом. – Я остаюсь на посту!
Он кричал что-то еще, но я плохо слушала и не все понимала – все-таки почти десять лет без практики. Я уже сообразила, кто это такой – забытый при отступлении воин-завоеватель, о таких мне приходилось читать. Наверно, своего рода чемпион – с конца войны прошло больше тридцати лет.
Тут я заметила, что в руке у Сато длинный кинжал, которым он тычет мне в лицо. Сато упорно настаивал на стриптизе.
– Но зачем вам это? – спросила я.
– Тебя ищут одетую, а голую не ищут, – сказал Сато. – И у голых нет карманов. Нельзя спрятать оружие!
И он улыбнулся, показав мне много гнилых зубов.
– Только попробуй меня раздеть: – сказала я, постаравшись изобразить на лице полное равнодушие.
Сато стал приближаться ко мне, не спеша и получая садистское наслаждение от предвкушения… Интересно, он хочет меня зарезать или только раздеть?
– Госпожа Анита! – воскликнул директор Матур, выглянув из-за куста. Кстати, вид его был ужасен, но не порнографичен, потому что живот нависал над коленями, словно целомудренный занавес. – Я вас умоляю, разденьтесь, пожалуйста. Нам нужна ваша жизнь! Вы еще так молоды!
– При чем тут моя молодость! – рассердилась я. – Я не хочу раздеваться. Мне мама не разрешает раздеваться перед незнакомыми дядями.
– Что она сказала? – спросил Сато. Его ножик приближался с неотвратимостью танка.
– Прекратите, пожалуйста, – попросила я господина унтер-офицера, – а то я буду вынуждена принять меры.
– О, не надо, госпожа Анита! – вопил Матур. Но не двигался мне на помощь.
И этот феномен меня заинтересовал.