Я рано начала помогать по дому. Четверг у меня был днем глажки белья. Из этого я себе устраивала целый праздник. Ставила пластинки Лео Сейера, Дайаны Росс. Из наших — диски Пугачевой и Леонтьева. Я гладила под музыку. По субботам я под звуки голосов любимых певцов мыла полы.

Золушкой при этом я себя никак не ощущала. Солистка ансамбля, шут возьми! Притом — практически единственная. Я полагала, что это обязывает.

Хорошей одежды в магазинах было не купить. Но тут фортуна повернулась ко мне лицом. В нашем дворе жила старушка Надежда Николаевна. Была она профессиональная вязальщица. Она на заказ обвязывала, по-моему, весь Аткарск. Летом она выходила во двор с пряжей и что-то там мастерила. А мы, дети, тут как тут. Окружим ее. А она показывает, как разные петли делать. Мы, конечно, особенно поначалу больше путали рисунок, чем вязали. А она терпеливо все распутывала! И при этом ни на кого не сердилась.

Вскоре я связала себе ободочек на голову. А там пошло-поехало… В седьмом классе я полностью себя обвязывала. Шить никогда не любила, хоть и закончила курсы кройки и шитья. А из пряжи творила себе не только свитеры, но и юбки, и платья.

Модели брала из журнала «Силуэт» — в Аткарск приходило несколько его экземпляров.

С моим вязанием тоже связана одна из наших внутрисемейных комических историй.

Свободного времени у меня было мало. В субботу должен был состояться вечер. А на дворе — четверг. Мне захотелось на танцы явиться в новой кофточке. Я — за спицы. Сажаю перед собой бабулю Валюшку. Прошу ее:

— Читай, пожалуйста, вслух параграф такой-то из учебника истории.

Так я учила устные задания. Зато к субботе я была в полном порядке. На вечеринку пришла в новом. Все ахают:

— Опять она в чем-то необыкновенном!

К девятому классу мне стала тесна школьная форма.

И тут — счастливая находка! Я нашла в мамином шкафу ее старое синее кримпленовое платье со стойкой и длинным рядом пуговиц под жемчуг. Самолично связала себе крючком воротничок и манжеты, накрахмалила их, пришила. Получилось весьма необычно и элегантно. Мама крупнее, чем я. А я тогда была примерно такая, как сейчас, — ну, может, немного больше. Платье ушивать я не стала, и оно так пикантно собиралось складочками под передником. Потом этот наряд с большим удовольствием донашивала двоюродная сестренка Наташа, дочь моего учителя Володи Зотова. Она, кстати, тоже стала профессиональной певицей.

Во что я одевалась тогда? Что ела? Как спала?

А в чем я убегала? В чем-то. Иногда мне снится, что я бегу от него абсолютно голая.

В таких снах я не обременена мыслями о том, как забрать детей, где взять билеты на поезд. Я просто бегу. На мне нет одежды. Но я не собираюсь никого соблазнять. Я, конечно, понимаю, что мой «наряд» можно истолковать превратно…

Дураки! Они не понимают, что я так демонстрирую: я свободна, я бегу, я сейчас оттолкнусь от земли и полечу. Только ветер в ушах будет свистеть. И сквозь его свист я не различу, что кричит мне вслед мужчина, сложив руки рупором. Мужчина. Мой муж. Отец моих троих детей. Мой продюсер. Владелец моего жилья. Собственник денег, которые я зарабатываю. Мой хозяин.

Певиц часто спрашивают: а как у вас там все началось ну, это… с противоположным полом?

Когда мне было двенадцать, за активную общественную работу и примерное поведение меня отправили от школы к Черному морю в международный пионерский лагерь «Орленок». Там я практически впервые увидела живых иностранцев. Жили и общались там все обособленно: французы с французами, итальянцы с итальянцами. А потом приехали еще и кубинцы. Какие там пионеры! Просто здоровые мужики. Вели себя они очень раскованно, с девчонками открыто в обнимку ходили. У меня был просто шок! Я каждый день писала маме, мечтала, чтоб меня оттуда поскорей забрали…

У нас с мамой еще со времен моего детства абсолютно доверительные отношения. Всеми своими симпатиями я с ней делилась с самых ранних лет. Стесняться было нечего: мама всегда старается меня понять и ни за что не осуждает. Доверие ко мне родных простиралось столь далеко, что меня стали отпускать на взрослые танцы все в тот же Дом культуры. Мне тогда было тринадцать, но смотрелась я вполне взрослой девушкой… Я привыкла считать себя взрослой. Большинство участников «Экспромта» составляли взрослые люди, которые приходили в Дом культуры после рабочего дня. Володя Зотов сделал так, что со мной никто не обращался фамильярно, как с малышней. Это был друг, равный партнер.

А я считалась абсолютно надежной девочкой…

Хотя, что и говорить, на «взрослых» танцах мне совсем не по-взрослому было ужасно интересно: кто на этот раз пригласит меня танцевать? Каждое приглашение на танец мне, девчонке, казалось таким важным и значительным. Не скажу, что пользовалась особым успехом, но определенный интерес ко мне проявляли. Но больше все-таки нравились девочки, которые были попроще, подоступнее…

Думаю, на танцах я не только удовлетворяла свое женское самолюбие. Там была музыка. Для меня этим все сказано.

В нашей школе на дискотеки допускали учеников с восьмого класса, поэтому в седьмом классе я ходила в другие школы, где никто не знал, сколько мне лет.

Поклонники… Признания в любви… Первое такое воспоминание до сих пор вызывает во мне неприятное ощущение. Был у меня одноклассник Вовка. Нормальный совершенно парень. Ничем не раздражал. Я его не видела, не слышала. И вот на тебе — в пятом классе он возьми да и пришли мне записку с признанием в любви. Он мне совершенно не нравился. Тут-то я его и вовсе невзлюбила. Сейчас я понимаю: меня раздражало то, что я не могу ответить на его чувства. А отношения, которые были для меня вполне комфортными, бесповоротно изменились.