Добравшись до Лунограда, Эдвард Карвер направился прямо в полицейский центр.

— Привести пленного воденита в следственную комнату. — приказал он и кивнул на трех сопровождавших его здоровяков с угрюмыми лицами. — Мои помощники и я хотим допросить его сами. Предоставьте нам все необходимые условия, конечно, насколько позволяет закон. А если закон будет немного нарушен, ничего страшного, это пустяковый случай, его можно не регистрировать.

Карвер не отличался жестокостью, в душе задуманное дело было ему омерзительно.

Вина должна быть определена логическим заключением из научно собранных доказательств. Но что поделаешь, когда Лига переманивает к себе самых искусных специалистов и наиболее способных юристов, да еще за столь высоко плату, что вы себе и вообразить не можете?

Всю свою жизнь Карвер потратил на строительство центра — эффективную, высокоморальную организацию. Ее деятельностью по борьбе с рядовой преступностью он законно гордился.

Но каждый раз, когда Карвер видел, как отступают со следа, ведущего к Лиге, его потрепанные и удрученные агенты, гордость пропадала, а душа переполнялась черным ядом ненависти.

Карвер старательно изучал современную философию. «Правительство — это организация, которая заявляет о своем праве приказывать всем индивидуальностям делать все, что она пожелает, и наказывать неподчинение потерей собственности, свободы и, в крайнем случае, жизни. Ничего более. Обладая равной или большей силой, но не заявляя таких прав на подчинение, Политехническая Лига функционирует как наиболее эффективный и ранее неизвестный в истории контроль над правительством, какого еще не было в известной истории».

Он не верил ни слову в этой формуле.

Тем временем Адзель неожиданно для себя оказался в удушающе разряженной сырой атмосфере, столь холодной, что его чешуя покрылась инеем. Сила тяжести увеличилась раза в два. Он почти ничего не видел при свете искусственного красного карликового солнца, и вообще ничего не мог разглядеть сквозь стеклянную панель, за которой в земных условиях сидела команда Карвера.

Время шло, но никто не предложил ему еду и питье, зато без конца задавались одни и те же вопросы. Произносились они резким, болезненным для ушных перепонок голосом.

Адзель игнорировал следствие.

Через полчаса Карвер понял, что так может продолжаться до бесконечности. Он внутренне подготовился к следующей стадии, весьма неприятной, но пусть за это чудовище винит себя.

Набрав воздуха в легкие, Карвер проревел:

— Отвечай, черт возьми! Или ты хочешь, чтобы, помимо всего прочего, тебя обвинили в неуважении к суду?

И тогда в первый раз за весь допрос последовал ответ Адзеля:

— Да. Поскольку я просто пользуюсь законным правом молчать, такое обвинение увенчает нелепость всех предыдущих.

Карвер нажал кнопку. Адзель сморщился.

— Что-то случилось? — заволновался один из следователей, не посвященный в дальнейшие планы руководства.

— Я получил сильный электрический удар через пол.

— Сочувствую. Вероятно, это дефект проводки, если только это не сработало твое воображение. Ты устал. Почему бы нам не кончить этот затянувшийся разговор и не пойти всем отдыхать?

— Вы совершаете ужасную ошибку, — сказал Адзель.

— Я допускаю, что был немного раздражен моим нанимателем. Сейчас я намного больше раздражен вами. Ни при каких условиях я не пойду на сотрудничество с полицией. К счастью, моя работа приучила меня к жизни в экстремальных условиях, и я рассматриваю пребывание в этой камере как счастливую возможность лишний раз потренироваться на выносливость.

И тут Адзель принял эквивалент позы лотоса, произведя этим необычайный фурор у следствия.

— Прошу прощения, но мне необходимо помолиться.

— Где ты был во время…

— Он мен падме хум.

— Его ничем не проймешь, шеф, — сказал один из следователей, выключая переговорную систему.

— Он — живой организм, — прорычал Карвер. — Крепкий, да, но и он имеет свои пределы. Мы будем продолжать допрос по очереди, пока не сотрем его в порошок.

Спустя некоторое время зазвонил видеофон. На экране появился Мендез.

— Сэр, я сожалею, что прервал вас, но мы получили сообщение от представителей «Оракула», они отказываются от своей жалобы.

— Что?! — выпрыгнул из кресла Карвер. — Нет! Они не могут! Я сам выдвину обвинение!

Он покраснел как рак, заметался было по комнате, но очень скоро взял себя в руки и холодно сказал:

— Включи их.

На экране появился Ким Юн Кан. Не казался ли он слишком растерянным? За его спиной маячил Ван Рийн.