Шрифт:
– Вы добрая женщин, матушка Сула, – сказал Поль, внимательно наблюдавший за тем, с какой нежностью Тереза склоняется над ребенком. – Но сегодня утром с вами происходит что-то странное. Когда вы воскликнули: «Она немая!», я готов был поклясться, что вы рады!
– Я? – сказала Тереза. – Милое маленькое создание! Месье Поль, боюсь, вы не сумеете как следует заботиться об этом ангеле. Я сама буду ухаживать за девочкой! Я заменю ей мать!
– Я очень на это рассчитываю, – признался Поль и сложил руки в благодарном порыве, – тем более, что мне придется теперь найти работу. Как только эта малышка появилась здесь, я решил, что могу работать в какой-нибудь мастерской или на фабрике, как и многие другие.
– Вам? Работать? – удивилась Тереза. – С вашими руками, не привыкшими к труду?
– Ну, если только с неба не свалится вдруг какое-нибудь наследство, – засмеялся Поль. – Давайте, матушка Сула, поговорим обо мне. Я уже сказал вам, что у меня появилось несколько причин, чтобы жить. Сам бы я не решился вот так взять и пойти работать. Мне необходима поддержка, необходим друг и наставник. И вот приезжает мой брат Жан!
– Какое счастье! – воскликнула мадам Сула. – Вот это действительно хорошая новость! Когда же мы увидим, наконец, вашего славного братца? Ведь он барон, вы знаете об этом?
Поль рассеянно разглядывал адрес на конверте.
– Меня немного беспокоит, что его до сих пор нет, – ответил юноша. – Конечно, я не волнуюсь, дорога от Гавра до Парижа вполне безопасна; но все же письмо было отправлено позавчера и в нем написано: «Завтра вечером я смогу тебя обнять».
– «Завтра» означает вчера, – заметила гостья. – Должно быть, он уже приехал.
– Должно быть… – задумчиво протянул Поль.
– Он появится в конце концов, – успокаивающе произнесла мадам Тереза.
– О, разумеется! Хотите, я прочту вам письмо, матушка Сула? – предложил Поль.
– С удовольствием, – сказала добрая женщина, – я вся внимание.
Поль развернул письмо, громко шуршавшее в его руках после купания и последующей сушки.
Из-за длительного пребывания этой ночью в воде чернила размылись; письмо напоминало теперь древнее послание, изъеденное временем.
Внешний вид вещей значит очень много, и Поль сказал:
– Мне трудно выразить то, что я чувствую. Я знаю, когда и где это было написано; это случилось вчера и совсем недалеко отсюда. Однако мне кажется, что это было в незапамятные времена, а Гавр находится где-то на краю света. Я понимаю, это лишь иллюзия, но… Итак, слушайте.
И он начал:
«Мой милый Поль, когда ты получишь это «Настоящим уведомляю», как пишут высоким стилем рекруты да миллионеры, ты подумаешь, глядя на марку:
Мэтр Жан – человек аккуратный и экономный. Чтобы не платить почте за доставку письма из Монтевидео, он передал это послание с каким-нибудь месье, отправлявшимся из Уругвая в Сирию или в Понтуаз. Мэтр Жан сказал этому человеку: дорогой месье, во имя Родины, не будете ли вы столь любезны бросить это письмецо в почтовый ящик где-нибудь в Гавре, городе, стоящем в устье Сены; я буду вечно вам признателен.
Парижане все такие. Они во всем видят подвох. Это – профессионалы, умудряющиеся ошибаться в двенадцати случаях из десяти.
Карамба! Сынок, я иссох от тоски; как я соскучился по их милому головотяпству! В Париже, видишь ли, больше глупости, чем во всем остальном мире. В Америке не хватает парижского вздора; все люди тут благоразумны до ужаса. Я не мог больше жить без Парижа. Глупость или смерть! Одним словом, я пишу эти строки в Гавре и сейчас лично брошу письмо в почтовый ящик, я, я сам и никто другой!..»
– Забавный у вас брат, – улыбнулась мадам Сула. – Но когда пишут издалека, некоторые мысли кажутся странными…
– У него ума больше, чем у четверых… – начал Поль.
– Я вовсе не хотела сказать, что… – поспешила объяснить Тереза.
– Разумеется, мадам Сула. Хотя вы и правы. Но я продолжу:
«Шутки в сторону: я приехал во Францию не развлекаться, мой дорогой брат. Я уже давно встревожен. Моя милая матушка лишь приписывает пару строк в конце твоих писем, а твои послания не сообщают мне того, что я хотел бы знать. Ложась спать по вечерам, я в течение двух лет себя спрашиваю: как они там? Действительно ли моя матушка пребывает в добром здравии? Излечилась ли она от своей пагубной страсти, сделавшей ее несчастной? Правильно ли воспитывает юного Поля? Не получала ли наследства от каких-нибудь умерших родственников?..»
– Ах, так! – вновь прервала юношу Тереза. – Он, стало быть, не знает, что бедная мадам Лабр умерла?
– Он не успел получить моего письма, – ответил Поль. – Жан ничего не знает и не может знать.
– Он пишет так по-книжному, месье Поль! – заметила мадам Сула.
– Это доброе и благородное сердце, – нежно улыбнулся юноша. – Читаю дальше:
«Конечно, милый брат, я не обвиняю тебя в том, что ты не слишком откровенен со мной, но что, например, за место, где вы живете и которое ты никак не называешь? В моем возрасте еще сложно рассчитывать на крупное жалованье. Я сделал для вас все, что мог, но мог я так мало!