Мужчина выдавал себя за герцога и пэра, которому пришлось спасаться бегством. А ребенок, по его словам, – дофин, сын несчастного короля Людовика XVI, чудесным образом спасшийся из башни Тампль, буквально перед самой казнью.

Не знаю, стал ли бы Горэ Первый помогать человеку, попавшему в беду, но мысль, что перед ним королевский сын, поразила его. Он сказал себе:

– Если этот мальчик когда-нибудь взойдет на престол, то вспомнит обо мне…

Стащив у соседа курицу, Горэ приготовил для гостей ужин. Более того, когда на следующее утро Людовик XVII покидал скромную хижину, Горэ Первый подарил ему монету в тридцать су.

Горэ Второй пересказал эту легенду своей дочери Матюрин, которая никогда прежде не слыхала о подобном великодушии дедушки.

Приехавший с месье Лекоком мужчина три дня прожил на ферме.

Каждое утро туда приезжала графиня де Клар и целовала ему руку.

Молодой человек был хорош собой, белокожий, с каштановыми волосами. Прическу он носил, точь-в-точь как у Людовика XV на монете в 24 ливра (в те времена такие монеты еще были в ходу). Сынок Горэ рассказывал, что мамаша и месье Лекок целый вечер забавлялись тем, что сравнивали профиль гостя с изображением на монете.

Ля Горэ, захмелев от смородиновой наливки, встала перед молодым человеком на колени и дала ему подержать свои четки, будто он мог благословить их.

Молодого человека звали Николя: упоминая своего отца, которого он называл то Святым Людовиком, то Несчастным Людовиком, то Наундорфом, гость Матюрин всегда крестился.

Три дня спустя он исчез так же таинственно, как появился.

Сын Горэ утверждал, что на прощание мать подарила гостю кошелек, полный золота, а уехал молодой человек в карете мадам Жулу дю Бреу графини де Клар в сопровождении четырех всадников. Они обращались друг к другу: месье полковник, месье граф и месье архиепископ.

Матюрин. Горэ распорядилась выбелить изнутри известкой свой маленький домик; она отправила своего единственного сына Винсента Горэ, безотказного землепашца, на заработки за пять лье от фермы и пригрозила оторвать ему голову, если он не будет держать языка за зубами.

Во время мессы в Мортефонтэне все заметили у Матюрин на пальце массивное золотое кольцо, на котором виднелись лилии; у нее также появилась новенькая табакерка, украшенная чьим-то портретом. Когда старуха выпивала, то запиралась дома; чтобы ненароком не проболтаться.

Ее просто нельзя было узнать: однажды она дошла до того, что стала оправдываться перед презренной служанкой, умиравшей от голода у нее на ферме. В другой раз старуха позвала кузнеца, который железными щипцами вырвал густую седую щетину, покрывавшую ее подбородок.

Она явно становилась кокеткой, эта Матюрин Горэ.

А также мотовкой, так как по ее заказу в храме девять дней возносили молитвы. За кого или за что, осталось неизвестным.

Бог свидетель, что вся округа судачила об этом с утра до ночи.

Однако вскоре всеобщее изумление возросло еще больше.

Над фермой Горэ, расположенной в глубине ущелья, где протекала речка Юссо, небольшой приток Майенны, возвышалась скалистая гора, действительно мрачная с виду, которую местные жители охотно показывали туристам из Парижа.

Само ущелье являло собой любопытную картину: на фоне зелени выделялись большие красноватые камни, а пологий склон покрывало жнивье, поднимавшееся к лесу Ля Ферте.

Как-то вечером Горэ подошла к мортефонтэнскому приходскому священнику, который шагал по дороге и читал свой требник, и спросила, во что ей обойдется завести собственного капеллана.

– А у вас есть для него часовня, славная женщина? – осведомился священник.

Матюрин, как и всех людей ее сорта, распирала страшная гордыня.

– Я заимею ее, когда захочу, святой отец, – ответила старуха. – Да если я пожелаю, у меня будет хоть двадцать часовен! Если уж я решила построить собственный храм, то я это сделаю, черт побери!

– Не ругайтесь, славная женщина, – мирно сказал священник.

Матюрин тотчас осенила себя крестным знамением и сложила руки на груди.

Люди, проживающие в Нормандии, придерживаются религии Людовика XI, который был истинно нормандским королем.

– Да, вот так! – вновь заговорила Горэ. – И я хотела бы знать, во что мне обойдется священник – мой собственный, только для меня одной? Я желаю иметь капеллана!

И Матюрин уперла руки в боки.

– Тысяча двести франков, славная женщина, – ответил ей священник.

– Черт побери! – вновь сердито воскликнула ля Горэ. – Почему так дорого? Столько получает старший садовник в городе! В таком случае я приглашу одного человека из Сен-Морис-дю-Дезер, святой отец, и он будет служить за шестьсот франков, без чаевых!