Наверное, очень сложно терять то, что было таким дорогим. Придуманный обман? Да дело ведь не в нем. Цена — актерская игра. Любимчик публики, которому аплодировали тысячи рук, дарили сотни красных роз, теперь так стар, что даже не откроет глаз, лишь умирая в безвозмездном хаосе эмоций. И сколько боли впитают его глаза? Вуаль опустится на сцену, одаривая зрителя легким силуэтом танца. А что внутри души? Ребенок скуки и тоски, когда они в пылающем огне страсти дарили друг другу свои тела, сотрясая воздух жадными стонами, кромсая спины длинными ногтями рабства. И отпустить все эти роли, сыграть на клавишах сердец, заставив их задерживать свой бег и ароматный стук. Финал актера, который не уйдет, оставив след внутри театра. Всего лишь эхо для души — прекрасный изумруд последующих ролей. И сколько боли подарил он зрачкам из зрительского зала? Соленые реки бежали по их щекам, искрились при свете тусклых ламп, падали на пол и разбивались об безупречный паркет. Представление сроком в неделю — спектакль расстоянием в жизнь. Какие чудесные сны он подарил всем этим умам, что закрылись в своих мягких креслах, боясь даже дышать. Их тела дрожали, кто-то не выдерживал и отправлялся прочь за двери театра. Минус одна мечта, которую пронзят сотни совершенных пуль, как только она наступит на грязный асфальт «Иллюзория». А роль лилась великолепием тех красок, превосходством чистых стихов, которые рождаются далеко за линией горизонта, заставляя солнце поднимать свое устало тело, раскинуть лучи по грязному миру, чтобы в капле росы мы увидели новую главу поколения. И как же превосходна смерть актера. Тот миг, когда зритель плачет от скорби, провожая в последний путь наигранную симфонию строк — момент величия души. Больно отпускать спектакль, но Джимми был готов сорвать оковы любви.

Джимми: «Привет. Я был сегодня в больнице»

Ведьма: «Здравствуй, милый. И что тебе там сказали? Только честно, я готова к любым новостям, но, надеюсь, они ошиблись»

Такой сложный выбор. С одной стороны Джимми должен был сказать правду, но с другой, он мог потерять то тепло, которое приобрел за эту неделю. Странным было то, что Саманта итак давала ему очень много любви, но роль, удачно сыгранная парнем, заставила молодого человека думать совсем по-другому. Он прекрасно понимал, что если он завершит этот спектакль, то его внутренний мир почувствует лишь холод. Парень сам убедил свою душу в ледяном отношении девушки, хотя, это было не так. Не хватало лишь грустной музыки, способной уничтожить барьеры шепота и жизни.

Джимми: «Ты была права, они ошиблись. Я так рад, безумно. Теперь у нас все будет отлично. Понимаешь?»

Ведьма: «Конечно. Я очень рада, ой, даже слезки на глаза навернулись. Милый мой, я тебя так люблю. До последнего момента боялась, что все может быть плохо. Но теперь я счастлива, что все обошлось. Целую тебя в губки, самые сладкие»

Джимми «А можно вопрос?»

Ведьма: «Конечно, тебе можно спрашивать, что угодно»

Джимми: «А если бы они подтвердили диагноз? Что бы ты делала? Ушла от меня? Или осталась бы рядом до конца?»

Всегда тяжело расставаться с иллюзией, а особенно если она была гениально выражена в жизни. В этом состоянии находился и Джимми. Пытаясь хвататься за последние нити красного занавеса, парень хотел еще раз окунуться в слезы, прочувствовать всю боль, которая резала душу на малейшие части совершенства. Парень был готов уничтожить красоту, послать всех к черту, чтобы они закрыли двери театра, лишь бы побыть еще наедине с актером, опускающим свою жизнь на дно огромных чувств. Странно. Это бешеное желание быть наигранным актером, чувствовать боль, было настолько сильным, что даже затуманивало трезвый разум. В чем же закрылась тайна? Почему все так? Ответы придут к парню, но лишь по истечению многих месяцев бреда, непонимания, слез и боли.

Ведьма: «Я даже думать об этом не хочу. Зачем спрашивать такое? Ведь, все уже хорошо. Ты здоров, мы вместе, все счастливы. Не порти момент, котик»

Джимми: «Хорошо, как скажешь. Буду думать, что осталась бы»

Ведьма: «Хоть тебе и вредно думать, но тут ты прав. Давай забудем эту тему, как самый плохой момент наших отношений, совместно истории?»

Джимми: «Конечно, сладкая. Все ради тебя»

Той ночью Джимми долго не мог уснуть, ворочаясь с одного края кровати на другой. Его голову переполняли различные, бессвязные мысли, которые витали где-то в глубине, соединяясь во что-то темное и злое, блокируя сознание тех толп, что вновь бежали за билетами театра. И сколько еще ролей впитает в себя парень, мучая разум и душу, внутри которой спрятан целый мир с сюжетами, словами и чувствами. Той ночью Джимми видел сны, когда его эмоции улетели в объятия грез.

Наверное, мы чувствуем тепло тех губ, что рады нам сказать добрые фразы. Солнце пробивалось сквозь тяжелые шторы, которые ласкали окна своими нежными прикосновениями. Джимми витал в воздухе, как ветер. Нет, словно разум вылетел за пределы черепной коробки, превращаясь в холодный поток воздуха, способный изуродовать целые города. Он был так легок, невесом, что с каждым новым лучом света, проходящим сквозь шторы, Джимми укрывался в темных местах, стараясь избегать золотых игл, пронзающих, едва заметный, дух. Он видел обстановку, запоминал, но не мог продавить и слова. Призрак. Словно облако вырисовывалось в сплошную фигуру человека, наделяя парня воздушной легкостью теплых слов.

Джимми не спеша двигался по длинному коридору. Сотни дверей, которые укрывали в себе такие же силуэты. Парень старался заглядывать за каждую из них. И что же видел Джимми? В бетонных квадратиках, где нет солнечного света, где яркая луна освещает комнаты сквозь разбитые окна, где ветер играет новые мелодии, стараясь убаюкать младенцев, разум парня видел однотипные силуэты разных судеб. Их были сотни. Целые легионы выдуманных жизней, новых обитателей пустынных улиц. За окнами квартир сильно лили дождь, выстукивая на подоконниках странные марши зимы. Лишь кухня, где был воссоздан Джимми, сияла резкими лучами солнца. Это больше походило даже не на квартиры, а на старые гримерки забытого тетра. Парень видел все: как духи резали друг друга, и капли невесомой крови кружили в воздухе, как мать пела около колыбели, стараясь заглушить писк своего малыша, как повешенный образ легко парил над землей, как врачи не могут спасти очередную жертву ДТП. Казалось, сотни жизней населяют это здание искусства. А Джимми медленно парил вдоль коридора, различая звуки в темноте, там чей-то плачь и горький смех.

Странно. С правой стороны коридора чувствовался холодный ветер, который нес в себе частички белого снега, обдувая им двери, одаривая глаза Джимми новыми пейзажами судьбы, а слева виднелись кучки желтых листьев, ароматных и бодрящих своей свежестью, словно осень заползла с другой стороны старых дверей. Лишь в середине пола виднелась длинная полоса, нарисованная багровой жидкостью, которая издавала мощный запах крови и жестокости. Парень продолжал плавно парить дальше, стараясь расслышать заунывную мелодию, которая доносилась из-за больших дверей в конце коридора. Приблизившись вплотную, Джимми легонько толкнул дверь, ожидая красоты момента, обязанного ворваться в глаза, зачаровывая каждую капельку крови, бегущую по организму.