— Тайфун! — крикнул рыбак.

Черноту туч прорезала изломанная стрела молнии, бешеный удар грома обрушился на землю.

Ветер сорвал с Шелихова шапку, осколок камня рассек лоб. Подбежал Степан:

— Григорий Иванович, зашибло? — Выхватил из-за пазухи тряпицу. — Дай перевяжу!

Шелихов отстранил его, выдавил хрипло:

— Костер, костер давай!

У Степана в лице мелькнул испуг. Он оглянулся на галиот и хотел было что-то сказать, но Шелихов перебил его:

— Костер! Не видишь? Погибнут!

Мужики накидали на берег сена, травы морской, придавили раздираемую ветром груду тяжелым плавником. В руки Шелихову кто-то сунул фитиль, и он, заслоняясь полой кафтана, запалил костер. По уговору столб дыма означал: «Уходите! Немедленно уходите! Идите в Охотск!»

Рыбаки завалили пылающий костер мокрыми водорослями, и дым, хотя и сваливаемый ветром, густо поднялся в небо.

Во второй раз сверкнул ослепительный росчерк молнии, еще более сильный, чем прежде, удар грома расколол небо.

Мгла упала на галиот и скрыла его от глаз стоящих на берегу.

Двумя перстами, по-раскольничьй, Шелихов перекрестился.

— Вы обещали нас удивить, любезный Александр Романович, — сказала императрица.

В этот день у нее было счастливое, легкое настроение. Проснувшись, она увидела солнце над Невой, так редко балующее Петербург, прозрачный, как легкая кисея, туман, челны рыбаков. Идиллическая картина с утра настроила ее приятно, и она вспомнила приглашение графа Воронцова взглянуть на редкое собрание камней.

— Удивляйте, удивляйте, Александр Романович, — повторила императрица.

Воронцов склонился и приглашающим жестом указал на распахнутые двери главной залы коллегии.

На столах были выставлены хрустальные блюда с замечательными по красоте и разнообразию красок самоцветами.

Под солнцем сверкали зеленый малахит и багрово-красный орлец с Урала, нефриты Саянских гор и темно-синие лазуриты Байкала, голубые, цвета морской волны сибирские аквамарины и исключительные по глубине цвета уральские изумруды, белые, голубые, палевые топазы. Вся коллекция горела ярким пламенем, переливалась тысячами красок, вспыхивала огненными искрами.

— Откуда богатства сии? — воскликнула Екатерина.

— Ваше величество, это дары восточных земель империи вашей.

Круглые глаза императрицы сузились, в прозрачной, холодной глубине их вспыхнула настороженность. Она поняла — о волшебном блеске камней на выставке сегодня же узнает весь Петербург.

Собрание этих сокровищ было плодом трудов Федора Федоровича, соединившего коллекции Демидовых и Строгановых, тобольского духовенства и подвалов Академии наук. За этим-то он и ездил по Петербургу от дома к дому.

Императрица взяла с блюда налитый голубизной топаз. Вся синева весеннего неба, казалось, была перелита в этот камень. Но Екатерина меньше всего сейчас думала об этом. Она угадывала, что собрание сие повернет головы петербургского общества к востоку, в то время как она сосредоточивала все внимание на землях южных. Мир с Турцией оказался не так уж прочен, и блистательные победы Григория Александровича Потемкина не дали тех плодов, каковые ожидались. На границах было неспокойно.

Благодаря многим усилиям Екатерина добилась в Европе наивысшего признания, она распоряжалась в европейских делах как полновластная хозяйка. Достаточно было вспомнить, как, желая сохранить равновесие между Австрией и Пруссией, Россия властно потребовала от противников прекращения военных действий. Один лишь окрик из Зимнего дворца прекратил кровопролитие. Более того, Россия была гарантом заключенного между соперничающими сторонами договора.

Но Европа уже была тесна для императрицы. Она устремляла свой взор за моря.

А что могла обещать ей Сибирь?

— Извольте, ваше величество, взглянуть сюда, — граф Воронцов указал с поклоном на стол, заставленный образцами руд. — Эти скромные каменья не так ласкают взор, как самоцветы, но именно им предстоит составить славу России. Это металлы, в Сибири обнаруженные. Серебро, медь, свинец, железо… — Воронцов мягко улыбнулся. — Говорят, когда создатель пролетал над миром, рассеивая по земле богатства, над Сибирью у него замерзли руки, и он вывалил на заснеженный, дикий край все разом. Нет металла, которого бы не оказалось в Сибири, на востоке империи вашей!

— Вот не ведала, — заметила императрица, — что вы, Александр Романович, мастер сказки сказывать!

— Сии сказки, ваше величество, — улыбнулся Воронцов, — науки подтверждают.

Ответ можно было счесть дерзостью. Но Екатерина, преодолев замешательство, во всеоружии своей обольстительной улыбки лишь покивала графу.

Когда кареты с императрицей и сопровождавшими ее лицами отбыли, Александр Романович прошел в свой кабинет. Здание коллегии гудело как потревоженный улей. В коридорах звучали восторженные голоса чиновников, на лестницах, в обширном вестибюле стоял шум, но в кабинете президента стояла тишина.