Рим. Курия Юлия

Многочисленные успехи не были для деятельной натуры Цезаря основанием спокойно наслаждаться плодами трудов своих. Напротив, как бы воспламеняя и подстрекая его, они порождали планы еще более великих свершений в будущем и стремление к новой славе, как будто достигнутая его не удовлетворяла. Это было некое соревнование с самим собою, словно с соперником, и стремление будущими подвигами превзойти то, что уже было совершено. Он готовился к войне с парфянами (в Месопотамии), а после покорения их имел намерение, пройдя вдоль южного побережья Каспийского моря и Кавказа, обойти Понт (Черное море) и вторгнуться в Скифию (Северное Причерноморье), затем напасть на Германию и граничащие с ней страны и вернуться в Италию через Галлию (совр. Франция), сомкнув круг римских владений так, чтобы со всех сторон империя была окружена водными просторами» (Плут. Цез. LV – LVIII).

Но этим грандиозным и едва ли реальным планам не суждено было свершиться. В 44 г. до н. э. 15 марта (этот день у римлян назывался мартовские иды, или иды марта) Цезарь был убит группой республиканцев. Ее возглавляли Марк Юний Брут и Гай Кассий Лонгин, те самые приверженцы Помпея, которых он простил.

Злосчастные иды марта в истории приобрели нарицательный смысл как роковой день:

«Многие говорят, что какой-то гадатель предсказал Цезарю, что в иды марта ему следует остерегаться большой опасности. Когда наступил этот день, Цезарь, отправляясь в сенат, поздоровался с предсказателем и шутя сказал ему: «А ведь мартовские иды наступили!» – на что тот спокойно ответил: «Да, наступили, но не прошли!» (Плут. Цез. LXIII).

В этот день заседание сената происходило в курии Помпея, в прекрасном здании, которое построил Помпеи и где стояла его статуя.

«При появлении Цезаря сенаторы в знак уважения встали со своих мест. Заговорщики же, возглавляемые Брутом, разделились на две группы: одни стали позади кресла Цезаря, а другие вышли навстречу вместе с Туллием Цимбром просить за его изгнанного брата; с этими просьбами заговорщики проводили Цезаря до самого кресла.

Цезарь, сев в кресло, отклонил их просьбы, а когда заговорщики подступили к нему с еще более настойчивыми просьбами, он выразил им свое неудовольствие. Тогда Туллий схватил обеими руками тогу Цезаря (тога – пышная национальная римская одежда) и начал стаскивать ее с шеи, что было знаком к нападению. Народный трибун Публий Сервилий Каска первым нанес удар мечом в затылок; рана эта, однако, была неглубока и несмертельна. Цезарь, обернувшись, схватил и удержал меч. Почти одновременно оба закричали: раненый Цезарь по-латыни: «Негодяй Каска, что ты делаешь?», а Каска по-гречески, обращаясь к своему брату – «Брат, помоги!»

Не посвященные в заговор сенаторы, пораженные страхом, не смели ни бежать, ни защищать Цезаря, ни даже кричать.

Все заговорщики, готовые к убийству, с обнаженными мечами обступили Цезаря: куда бы он ни обращал взор, он, подобно дикому зверю, окруженному охотниками, встречал удары мечей, направленные ему в лицо и в глаза, так как у заговорщиков было условлено, что они все примут участие в убийстве и как бы отведают жертвенной крови. Поэтому и Брут нанес Цезарю удар в пах. Отбиваясь от убийц, Цезарь метался и кричал, но, увидев Брута с обнаженным мечом, накинул на голову тогу и подставил себя под удары.

Либо сами убийцы оттолкнули тело Цезаря к пьедесталу, на котором стояла статуя Помпея, либо оно там оказалось случайно. Пьедестал был сильно забрызган кровью. Можно было подумать, что сам Помпеи явился для отмщения своему врагу, распростертому у его ног.

Цезарь получил двадцать три раны. Многие заговорщики переранили друг друга, направляя столько ударов в одну жертву. После убийства Цезаря Брут выступил вперед, как бы желая что-то сказать о том, что было совершено.

Но сенаторы, не выдержав, бросились бежать, сея в народе смятение и непреодолимый страх. Одни запирали дома, другие бросали без присмотра свои меняльные лавки и торговые помещения; многие бежали к месту убийства, чтобы взглянуть на случившееся, другие бежали оттуда, уже насмотревшись.

Марк Антоний и Марк Эмилий Лепид, наиболее близкие друзья Цезаря, ускользнув из курии, спрятались в чужих домах.

Заговорщики во главе с Брутом, еще не успокоившись после убийства, сверкая обнаженными мечами, собрались вместе и отправились из курии на Капитолий. Они не были похожи на беглецов: радостно и смело призывали они народ к свободе, а людей знатного происхождения, встречавшихся им на пути, приглашали принять участие в их шествии.

На следующий день заговорщики во главе с Брутом вышли на Форум и произнесли речи к народу.

Народ слушал ораторов, не выражая ни неудовольствия, ни одобрения, своим полным безмолвием показывал, что жалеет Цезаря, но чтит Брута.

Сенат же, заботясь о забвении прошлого и о всеобщем примирении, одной стороны, почтил Цезаря божественными почестями и не отменил даже самых маловажных его распоряжений, а с другой стороны, распределил провинции между заговорщиками, шедшими за Брутом, почтив их подобающими почестями; поэтому все думали, что положение дел в государстве упрочилось и снова достигнуто наилучшее равновесие» (Плут. Цез. LXVI-LXVII).

Судьба была благосклонна к Цезарю в том отношении, что послала ему смерть внезапную, как бы исполнив его волю.

Когда однажды Цезаря спросили, какой вид смерти он считает наилучшим, он, не задумываясь, ответил: «Внезапный».

«Он часто говорил, что жизнь его дорога не столько ему, сколько государству – сам он давно уже достиг полноты власти и славы, государство же, если с ним что случится, не будет знать покоя и ввергнется в еще более бедственные гражданские войны» (Свет. Юл. 87).