Губы в кристалликах соли —

не прочитать твоих слез…

Словно украл из неволи

или в неволю увез.

Волны под вечер на убыль,

мыслей вспотевшая прядь:

…чтобы увидели губы —

надо глаза целовать.

Больше не будет скитаний,

меньше не станет тряпья.

Бабочку в черном стакане

выпью, дружок, за тебя.

Пой мне унылые песни,

сонным шипи утюгом.

Плакать невыгодно, если

море и море кругом.

Ты расплетаешь тугую,

косишь под провинциал…

Я ведь другую, другую

у янычар воровал!

1

Преступленье входит в наказанье,

и выходит ослик Буцефал,

детская игра в одно касание:

прикоснулся – и навек пропал.

И с тобой исчезли из лукошка:

белые гребные корабли,

но меж прутьев – завалялась крошка

не открытой до сих пор земли.

И с тобой исчезли безвозвратно:

свет и тьма, мятежный дух и плоть,

лишь остались мысли, ну и ладно,

рюмка водки, Господа щепоть,

страшный счет за Интернет (в конверте),

порванный билет на Motley Crue…

Говорю с тобою не о смерти,

о любви с тобою говорю.

2

Желтый ноготь, конопляный Будда,

рваная нирвана на бегу —

ты меня соскабливаешь, будто

с телефонной карточки фольгу.

Чувствую серебряной спиною —

у любви надкусаны края,

слой за слоем, вот и подо мною

показалась девочка моя.

Я тебе из Парижа привез

деревянную сволочь:

кубик-любик для плотских утех,

там внутри – золотые занозы,

и в полночь – можжевеловый смех.

А снаружи – постельные позы

демонстрируют нам

два смешных человечка,

у которых отсутствует срам

и, похоже, аптечка.

Вот и любят друг друга они,

от восторга к удушью,

постоянно одни и одни,

прорисованы тушью.

Я глазею на них, как дурак,

и верчу головою,

потому что вот так и вот так

не расстанусь с тобою.

Приснилось, что ты меня бросил —

Проснулась в холодном поту.

Какая тревожная осень,

Как голос в аэропорту.

Но боль так свежа, так воскресна,

Что падает книга из рук,

Что кажется – встанешь из кресла

И… полная ясность вокруг.

Скажу, что не приеду. Хватит!

Но приезжаю – и кручусь,

Драматургиня акробатик,

Химичка разума и чувств.

Салат из молодых побегов

Готовлю, пробую вино,

Как будто праздную победу,

Как будто знаю кто кого.

За меня можно так ухватиться,

Упереться руками ногами,

Выгнуть трапециевидную мышцу,

Помочь себе головой,

Оттолкнуться – и там на поверхности

Обнаружится – бля, моногамен!

А не то что свистел демонстрировал,

Используя взгляд волевой.

Любовь, когда невозможно

Найти в походке изъян,

Когда для работы мозга,

Дай запах твоих семян,

Любовь, когда растворимо

Нерастворимое дно,

Когда проплывающий мимо

Дальше плывёт любя!

Когда он погибает на войне,

Она уходит в горы на коне,

С собою взяв его ружье и сбрую.

Он так и думал и любил такую.

Когда он выживает на войне,

Они вдвоем – другой пейзаж в окне.

Весенний город, клиника в Лозанне —

Она умрет, не приходя в сознанье.

Когда в округе нет военных действий,

Тем более они не будут вместе.

Вино, веселье, рядом бой быков,

И счастье, обступившее с боков,

Куда страшней охоты, моря, фронта.

Восходит солнце из-за горизонта.

Заходит солнце. Остывает речь.

И нет любви, чтоб это уберечь.

А я и не знала, как ты тяжёл – и как я легка,

А ты берёшь переносишь меня на облака,

Берёшь и катаешь, как крошку по простыне.

Я новую сделала дырочку на ремне,

Теперь меня можно проще – в один обхват

Поднять и два раза в твой завернуть халат,

С жизнью оставить один на один – пока

Мне не сказали, как она коротка.

Что делаешь, любимая?

Люблю.

А вечером?

Люблю еще сильнее.

А ты, любимый?

Я – тебя гублю.

Так искренно, так нежно…

Как умею.

Уходящий в комнату другую,

Не допивший моего тепла,

Дай, хотя бы вещи упакую,

Что на этот случай берегла.

Что тебе понадобиться может,

Если там пустынно и темно?

Голос мой? Горячечная кожа?

Жизнь? Гордыня? Что-нибудь одно?

Представим, что ты один и что я одна,

И что это краска такая, а не седина,

И что эта дверь без причуд об одном ключе,

И что я в тебе уверена, как во враче.

И мы входим внутрь безо всякого багажа,

Захотим – пьем из горлышка или едим с ножа,

Захотим, выключаем свет, подключаем джаз,

Захотим, отключаем всех, кто тревожит нас,

И назавтра наденем то, что сейчас сорвём,

Падая замертво – зная, что не умрём.