– Это что еще такое? — удивился он, в страхе спрятав золото под связку соломы.

– Не пугайся, это я, — отозвался суровый голос.

– А, это вы, Жак?

Это действительно был Жак Бессон. Арзак, внимательно посмотрев на Жака, проговорил:

– Что это случилось? На вас лица нет.

– Плохи у меня дела, а следовательно, и у тебя тоже, Арзак.

– У меня?! — вдруг бешено заревел пастух. — Совсем нет, это меня не касается! Что это вы хотите свалить на меня то, чего я не делал? Я об этом ничего не знаю и знать не желаю!

Пастух был вне себя, глаза его метали молнии, лицо страшно исказилось, и в эту минуту он стал похож на сумасшедшего.

– Нет! — крикнул он, скрежеща зубами и размахивая руками, как безумный. — Нет, я знать ничего не хочу об этом деле и не хочу, чтобы мне о нем рассказывали, — не хочу, не хочу! А не то я пойду и расскажу все судьям, которые увидят, что я бедный, невинный человек, который только увел собаку, не замышляя ничего плохого и не зная ничего, ничего, ничего, ничего!

Он топал ногами и бил кулаками по стенам своей хижины, продолжая выкрикивать какие-то бессвязные слова. Жак Бессон наблюдал эту сцену с нарочитым спокойствием, но время от времени его глаза зловеще сверкали, а руки крепко сжимали дуло ружья.

– Ты все сказал? — спросил он наконец Арзака.

Тот не отвечал. Жак Бессон продолжал:

– Ты хочешь пойти и все рассказать судьям? Ладно, иди. Но как ты им докажешь, что эти пять золотых монет, которыми ты сейчас любовался с такой радостью, ты получил только за то, чтобы невесть зачем отвести собаку за сто шагов от замка?

Арзак вздрогнул и хотел возразить, но Бессон жестом остановил его.

– Послушай теперь меня, — сказал он зычным голосом, в котором слышалась неумолимая решимость. — Слушай и запоминай, что я тебе скажу. Кричи и кривляйся сколько хочешь, но дело сделано и назад пути нет. Ты участвовал в преступлении наравне со мной, и мы с тобой отныне связаны одной веревочкой. Тебя ожидает такая же участь, что и меня, мы или спасемся, или погибнем вместе.

Арзак молчал, было только слышно, как он стучит зубами от страха. Жак Бессон продолжал тем же не терпящим возражений тоном:

– Если ты хорошенько подумаешь, то поймешь, что для твоего же блага тебе нужно держать язык за зубами. Поэтому ты должен молчать, молчать всегда и везде, на допросе у следователя и даже в суде, если тебя туда вызовут. Если ты станешь все отрицать, то я, Жак Бессон, на этом самом месте даю тебе клятву, что никогда никому не скажу ни слова о твоем участии в этом деле, клянусь не произносить твоего имени, даже если бы речь шла о спасении моей собственной головы.

Это обещание, по-видимому, успокоило пастуха, потому что он вдруг притих.

– Но если ты этого не усвоишь, — продолжал Бессон, — если хоть слово сорвется с твоего языка, если ты скажешь хоть что-нибудь судебному следователю или кому-нибудь другому, я даю тебе совсем другую клятву: я пущу тебе пулю в лоб из этого самого ружья, а ты прекрасно знаешь, какой я стрелок. Не думай, что тебе удастся от меня скрыться, даже если я окажусь в тюрьме. Тебе известно, что у меня семь братьев, преданных мне и готовых на все, чтобы защитить меня или спасти. Все они станут за тобой следить, и я прикажу им всем стереть тебя с лица земли при первых же признаках того, что ты пошел на попятный.

– Да-да, знаю я твоих семерых братьев, — поспешно пробормотал Арзак. — Мне совсем неохота, чтобы они ходили за мной по пятам.

После короткой паузы Жак Бессон продолжал более спокойным, но не менее решительным тоном:

– Если бы речь шла об одной моей жизни, я, возможно, тебя бы так не упрашивал, но я не хочу, чтобы жизни других подвергалась опасности.

– Хорошо, хорошо, я понимаю, — пролепетал Арзак.

– Но я пришел к тебе не для того, чтобы давать тебе клятвы.

– А зачем же? — спросил Арзак с беспокойством.

– Чтобы сказать, что надо покончить с Юпитером…

– Опять! — вскрикнул Арзак. — Что еще натворил этот бедный Юпитер?!

– Эта собака словно все знает. Юпитер возненавидел меня пуще прежнего. Раньше он только рычал, когда я подходил, а сегодня еще и скалился на меня и несколько раз чуть не бросился и не вцепился мне в горло. Если это повторится, то пока что смутные подозрения против меня, а следовательно, и против тебя могут усилиться, и тогда нам обоим конец. Повторяю, надо покончить с Юпитером сегодня же, если ты не хочешь рисковать своей головой, пощадив его.

– О нет! — закричал Арзак. — Я очень люблю Юпитера, но…

– Сходи за ним.

– Сейчас?

– Сейчас.

– А разве нынче вечером?..

– Я через час должен вернуться в замок и не хочу встретиться с этой собакой — это слишком опасно.

– Иду-иду. Ну что же, Юпитера, конечно, жаль, но своя рубашка к телу ближе.

Арзак вышел из своей хижинки, надежно спрятав в карман пять золотых монет, завернутых в бумажку.

– Где вы будете меня ждать? — спросил он Жака Бессона перед уходом.