Борис Николаевич принял гостей в неофициальной обстановке - в саду за чайным столиком, и в весьма неофициальном костюме - вязаной кофте и шлепанцах на босу ногу. При появлении столь необычной разношерстной делегации он удивленно поднял брови, теряясь в догадках, что бы это значило. Кризис кризисом, но при чём тут завхоз и ФСБ?

Пресс-секретарь, как всегда, был невозмутим; Бородкин, как всегда, важен, а у нового директора ФСБ то ли от нетерпения, то ли от волнения поигрывали желваки на скулах. Татьяна странно светилась, а Юнашев радостно улыбался.

– Чего это ты сияешь, как медный таз, понимаешь?
– обратился Борис Николаевич к Юнашеву. Валентин давно был ему за сына, и Ёлкин с ним особо не церемонился.
– В стране, газеты пишут, кризис, а он сияет.

– Это дело поправимое, Борис Николаевич, - не переставая улыбаться, сказал Валентин Борисович и загадочно посмотрел на президента.

– Папа, сенсация!
– первой не выдержала Татьяна.
– Изобретена машина времени!

Мужчины снисходительно посмотрели на Татьяну: ну что с неё возьмешь - женщина!

– Разрешите доложить?
– по-военному спросил у верховного главнокомандующего Владимир Паутин. И, не дожидаясь разрешения, осторожно начал: - Борис Николаевич, только что в Москву самолетом доставлен... некий умелец. Есть данные, что он сконструировал аппарат, который... скажем, может перемещать людей во времени.

– Как утверждает наш умелец, аппарат возвращает пока только года на 3-4 назад, - вставил Валентин Юнашев.
– Ещё не усовершенствован. Но все равно, Борис Николаевич, какие перспективы!

– Ну-ка, ну-ка, выкладывайте, - заинтересовался Ёлкин.
– Кто такой, почему не знаю?
– заговорил он языком одного из своих любимых киногероев - Чапаева.

– Борис Николаевич, - обратился к президенту Ястребженский.
– Имя и фамилия у нашего умельца весьма необычные: звать его - Гений, а фамилия - Безмозглый.

– Эт чё, Гений Безмозглый, получается что ли?
– засмеялся Ёлкин.

– Получается, - все присутствующие подобострастно развеселились.

– И где же вы откопали этого Гения Безмозглого?

– В Сибири, Борис Николаевич, - вкрадчиво сказал директор ФСБ.
– Мои его вычислили.

Ёлкин внимательно посмотрел на этого нового директора - ко многим его положительным качествам прибавилось ещё одно: шустёр.

– Так что там с нашим Гением?
– потребовал Ёлкин.

– Что интересно, Борис Николаевич, - вставил слово до того молчавший Павел Бородкин.
– Свою машину он сконструировал... из чего бы вы думали, Борис Николаевич?

Борис Николаевич ничего не думал. В ожидании он воззрился на Бородкина.

– Ни за что не догадаетесь, - игриво говорил Пал Палыч.
– Из старых самогонных аппаратов!

Это было что-то новенькое. Борис Николаевич недоуменно смотрел на присутствующих. По их лицам снова заблуждали улыбки.

– Так и есть, Борис Николаевич, - снова доложил Владимир Паутин, - из самогонных аппаратов. Но главное - действует: мои ребята с ним уже перемещались. Хотя принцип работы пока совершенно непонятен. Величает наш Гений свою конструкцию - «Сонькой».

– Эт чё, «SONY» в русском варианте, что ли?

– Нет, Борис Николаевич. У него жена любимая была - Софья. Умерла. Вот он в честь её и назвал. Но эту историю он вам лучше сам расскажет.

Борис Николаевич впал в глубокую задумчивость. В такую глубокую, что гости подумали было, что он задремал. Но в государственном мозгу Ёлкина шевельнулась и пустила корни интересная мысль.

– Папа, это же такие возможности!
– первой решила вывести из задумчивости отца Татьяна.
– Можно вернуться в девяносто пятый год, например, представляешь?

– В девяносто пятый не надо!
– встрепенулся Борис Николаевич.
– По-новой пережить всю президентскую кампанию у меня не получится.

– В девяносто шестой, Борис Николаевич!
– выпалил свой долгожданный план Валентин Юнашев.
– В это же время - в август девяносто шестого года, уже после выборов. Мы тогда многое сможем переиграть, Борис Николаевич! Очень многое! Избежать кризиса. И вообще...

– Ну... вы... ладно. Вот что...
– тяжело соображая, изрёк Борис Николаевич.
– Мне нужно самому поговорить с этим вашим... нашим... Гением. Куда вы его упрятали?