У нас нет никакого желания препарировать коллекции идей, подобранных Поповым в 2000-е годы на помойке интеллигентских бредней. Для нас главное предупредить читателя: если вы увидите, что Попов или подобный ему умник рассказывает, как он не соглашался с чубайсовской приватизацией или ельцинской демократизацией, — плюньте ему в глаза за вранье. Даже если ставленники секты говорят что-то дельное, можно с уверенностью сказать, что их цель — обмануть. Этим Попов занимался всю свою жизнь. Ущерб, нанесенный им стране, трудно взвесить. Ясно лишь, что ущерб этот огромен.

КРОВАВЫЕ РЕПЕТИЦИИ — ПОДГОТОВКА К МЯТЕЖУ

Москва в 90-е годы была главным полигоном бюрократии, упражнявшейся здесь в издевательствах, которые потом распространялись на всю страну. Именно в столице живодерская сущность ельцинского режима проявила себя ярче всего, и кровавые баталии происходили чаще всего. Остальная Россия умирала тише, незаметнее, скромнее. Москву уродовали под канонаду клеветы, оскорблений, милицейского произвола, чиновничьего беспредела. Через два десятка лет, в общем-то, ничего не изменилось. Просто фасад режима отмыли от крови, издевательства над нами стали скорее похожи на казнь медленным удушением, чем на отсечение голов.

Пока столица была центром Союза и республики, ее администрация могла успешно маневрировать, играя на конфликте интересов.

Формальным поводом для возбуждения вопроса о статусе столицы послужил Указ Президента СССР Горбачева о Садовом Кольце («О регламентации проведения массовых мероприятий на территории Москвы в пределах Садового Кольца»), который долго не могла ему забыть «демократическая общественность», рисуя на его портретах свастики и потешаясь над ним, как над президентом только этого самого Садового Кольца. А Горбачев всего-то ограничил проведение массовых мероприятий в центре столицы. 20 апреля 1990 года ограничил, а 14 сентября Комитет конституционного надзора приостановил действие указа. У столицы так и не было никакого статуса.

Как только ВС РСФСР начал обсуждение проблемы статуса Москвы, Горбачев издал Указ о создании соответствующей комиссии (с незапамятных времен — верный метод утопить все дело). Попова комиссия и российские законодатели держали у дверей и никаких документов до поры до времени не предоставляли. Пришлось Попову самому проявлять активность в качестве борца за права москвичей. Он повсеместно сетовал, как в тяжких трудах ему приходится постоянно искать исполнительную власть, которая подчинена неизвестно кому. В общем, оставался Гавриил Харитонович покуда без исполнительной власти и без статуса Москвы.

Обходной маневр проникновения в недра номенклатурных интриг оказался удачнее. Вместе с мэрией в 1991 году в Москве появился и мэр — сам Попов, а закон «О статусе…» начал рассматривать российский парламент, уже не оглядываясь на союзных коллег. Но не удовлетворили Попова усилия российских депутатов. Он считал и заявлял, что Москва «и как столица, и как сверхгород-мегаполис не сможет вписываться в общероссийские законы». А как в других странах? Для каждого мегаполиса пишут свои законы?

Мэр гневался, поскольку рассмотренный в первом чтении закон о статусе Москвы был таков, что «парламентарии оставили нас с вами наедине со своими проблемами, лишив возможности решать их». Пожелания мэра учтены не были. А ведь он хотел особого положения для Москвы в части взаимоотношений исполнительной и представительной власти, особого территориального устройства, «полномочий в экономической сфере, позволяющих проводить в наиболее выгодном для населения режиме радикальные экономические преобразования». Нет, не хотелось Попову быть «низведенным до положения назначаемого председателя исполкома» («ВМ», 20.12.91).

Пришлось Попову раз за разом подключать к делу тяжелую артиллерию. Для начала в дело сгодилась любимая газета Ельцина — порнографический «Московский комсомолец». Ее редактор, совместивший этот пост с руководством московским отделением номенклатурной партии Попова («Движение демократических реформ» — ДДР), от имени этого отделения призвал Ельцина решить все проблемы разграничения полномочий властей своим Указом, а ВС приостановить принятие Закона «О статусе Москвы» («Куранты», 20.12.91). На этот комариный писк никто бы не обратил внимания, но за ним стоял Попов, за Поповым — Ельцин, за Ельциным — группировка разбойников, терзающих страну.

В дело вступил непререкаемый авторитет. Нет, не закон, не Конституция, а сам Ельцин! Он отдал Попову землю и собственность, валютные средства города и внебюджетные фонды, милицию и КГБ. Моссовету оставалось лишь согласовывать нормативы по бюджету.

А депутаты России как-то вдруг забыли о принятом в первом чтении законе. Ельцин помог им стать забывчивыми. Второе чтение все откладывалось и откладывалось. Моссовет в этом ожидании выкипал от возмущенных требований. Он почти весь выкипел, когда началось новое рассмотрение закона. Российские депутаты склонялись к тому, чтобы не делать различий между Москвой и другими городами, если дело касалось структуры власти и других законодательно закрепленных положений. Планировалось уточнить лишь порядок реализации столичный функций.

Все, что смогли сделать российские депутаты, так это констатировать, что на территории Москвы действует, как и на остальной территории России, Закон о местном самоуправлении. Но тут свою трактовку законодательству дал Конституционный Суд во главе с В. Зорькиным. Он указал российским депутатам, что они сами приняли поправки к Конституции, согласно которым ими же определяются лишь общие начала организации представительной власти краев и областей (Москва имела именно такой статус). По логике Зорькина, Москва должна была жить вообще без законов и ждать пока российские депутаты расстараются, определив «общие принципы» или издадут особый закон о Москве, который каким-то образом «проглотит» все законодательство России («Куранты», 27.05.92).