– В кармане, – ответила Оля и стала подниматься выше.

Оксана держала лестницу, но она всё равно ходила ходуном, потому что была очень расшатанной. Лариса стояла рядом и, не отрываясь, смотрела на Олю. Вот Олины ноги в серых сапожках остановились и дальше не лезут. Наконец-то. Может быть, Оля передумала? Может быть, до неё дошло, что там, наверху, пусто и страшно? Что старая лестница может не выдержать, и тогда Оля грохнется с порядочной высоты прямо им на головы. Сообразила, не лезет дальше. Вот сейчас спустится и скажет:

«Ну его в болото, этот штаб. Что мы, без штаба не обойдёмся?»

Ларисе уже кажется, что она почти слышит эти слова.

Но нет, не говорит Оля этих слов. Помедлила немного и карабкается дальше. Вот уже последняя ступенька, Оля шагнула на крышу гаража – зазвенело железо под её шагами. А потом её силуэт появился на фоне круглого окошка чердачка и пропал.

Максим удивляется – почему его мама всегда спешит.

Вот она быстро надевает пальто, кидает в сумку складной зонтик и журнал, чтобы читать в метро, а сама быстро говорит:

– Максим, папа звонил из Парижа, тебе привет. Он спрашивал, не пропускаешь ли ты фехтование. Ты не пропускаешь?

– Что ты, мама! Фехтование – это блеск! Раз-раз! Брык! Привет! – Максим мечется по крошечной передней и делает выпады.

– Ну хорошо, хорошо. Помни: фехтование – спорт смелых.

– Да, мама, я помню.

– А рисование – искусство тонких натур.

Это не совсем понятно, но Максим соглашается. Тонких так тонких. Мама застёгивает «молнию» на сапоге.

– Ага, тонких натур. А в бассейн, значит, можно не ходить?

– Это ещё почему? Бассейн – это закалка. А станция юных натуралистов – гуманное отношение к животным. Ничего нельзя пропускать.

Максиму жалко маму. Она воюет, чтобы у Максима не было свободной минутки. Мама и папа считают, что тогда Максиму в голову не полезут лишние мысли. Но мысли – не такое простое дело. Для всяких мыслей почему-то время находится.

– Слышишь? – Мама быстро целует Максима.

Он выставляет локоть – кому нужны эти нежности.

Мама всё-таки изловчилась, чмокнула его в щёку. Он сердито утирает щёку рукавом. Наверное, женщины не могут без глупостей.

– Слышишь? – кричит мама уже из лифта.

– Слышу, слышу, – отвечает Максим, хотя он уже ничего не слышит.

В это время в другой квартире происходит такой разговор:

– Толя, слушай меня внимательно, – говорит Толина мама и торопливо надевает плащ. – Математику сделай в первую очередь, я проверю, как только вернусь. И ещё одно: не вздумай играть с Максимом. Он тебе совсем не компания! Разве мало ребят во дворе?

Толя, которого все в пятом «В» зовут Колбасником, вытаращил глаза. Максим сам с ним не хочет водиться и дразнит Жиртресиной. Но этого мама не знает и знать не может. Почему она не разрешает ему водиться с Максимом?

– Почему?

– Не задавай лишних вопросов, мама лучше знает. Максим – плохой мальчик, хотя он из культурной семьи и отец у него ездит в ответственные командировки. Я сама вчера видела своими глазами, как Максим бил девочку.

– А-а. – Толя доедает бутерброд с салом. – Так это же Савёлову!

– Ну и что же, что Савёлову? Какая разница? Дело в принципе. У него поднялась рука ударить девочку! Это ужасно!

Толя начинает что-то мямлить о том, что Максим вообще-то девчонок не бьёт, а только пугает. А Савёлову – да, потому что Савёлова – другое дело. Но мама не улавливает ход его мыслей, она спешит. Мама всегда спешит. И вообще ей нельзя почему-то объяснить такую простую вещь: Максим Ольку Савёлову не бьёт, а только цепляет. Это первое. Второе: мама знает – хорошие мальчики девочек не бьют. А хорошие девочки? Они мальчиков бьют? Вчера Толя сам лично получил от Оли Савёловой такую плюху, что всю перемену в голове звенело. И совсем ни за что, вот что главное. Она проходила мимо, а он подставил ей ножку. Разве удержишься, когда Савёлова проходит мимо? Она споткнулась об его ногу, а потом дала ему по шее, обозвала толстым Колбасником. Разве можно втолковать это маме? Даже и пытаться нечего.

– Я пошла! Не смей есть сырые сосиски. Неужели трудно кинуть их в кипяток?

– Кину, кину, не беспокойся. – Толя не любит наставлений. А кто их любит? Зачем кидать сосиски в кипяток? Их же всё равно потом приходится студить.

Почему так бывает? Хорошая девочка, умная, не эгоистка, мечтает с кем-нибудь подружиться. А подружиться не удаётся, и она всегда одна. Что здесь кроется? Есть причина? В чём она? В Тане? В окружающих?

Есть такая наука – психология. Учёный-психолог лучше всех может разобраться во всём, что касается человеческих состояний, отношений, переживаний. У других людей интуиция, чувства, а у психолога – наука. Писатель скажет: одиночество, а психолог скажет: затруднённые контакты. И исследует причины, и подскажет выход.

Целый год я ходила на лекции самого учёного психолога. В зале сидели педагоги, врачи, студенты, записывали в тетрадки то, что говорила эта женщина. А она стояла на огромной кафедре, тоненькая, в больших очках, и говорила о том, как человек чувствует себя среди других людей. Почему один легко побеждает свою застенчивость, а другой не может с ней справиться всю жизнь. Почему один человек умный, а другой не очень, что это значит – умный. И почему одного все вокруг любят, а другой никому не нравится. Всем этим руководят механизмы нервной системы – поведением, настроением.