Татьяна Москвина, критик. На чем я себя сегодня поймала, когда рассматривала выставку, посвященную творчеству Леонида Быкова, которая расположилась в фойе Большого зала? Я обратила внимание, что названия фильмов написаны на украинском языке, и они так непривычно и странно прозвучали, а ведь на самом деле это фильмы нашего общего советского периода. Были периоды, когда традиции русской культуры и традиции украинской культуры не разделялись, было единое советское культурное пространство, и все там как-то сосуществовало.

Что из того времени продолжает жить и почему? Почему сейчас мы смотрим фильмы Гайдая практически постоянно или фильм «Девчата», или фильмы с участием Леонида Быкова? Почему они востребованы сейчас, уже в постсоветское, постперестроечное время? Я пыталась для себя найти ответ – где и когда было сформулировано понятие народности, в чем его тайна. Это философия разрабатывалась наиболее подробно в XIX веке. И Толстой, и Достоевский, и Соловьев писали, что «народная жизнь определяется разумными нравственными убеждениями»… Образы, которые создал Быков, тоже вписываются в эту мифологию. Они очень родные. Отголосок здорового народного духа, в котором есть душа, всегда был и остается востребован зрителем.

Геннадий Полока, режиссер. Произошла поразительная вещь. Это симптоматично, что мы, и украинцы, и русские, да и другие народы нашей великой страны, ощущаем Быкова своим. Это удивительно. И я подумал, что он и мой, наверное. Почему? Я его почти не знал. Я одновременно с ним начинал на «Ленфильме», если иметь в виду его режиссерский опыт, – он снимал «Зайчика». Я начинал там именно как доработчик, а не как режиссер – меня пригласили переписать сценарий «Республики ШКИД», и уже был материал фильма «Зайчик». Вспоминаю, как много Быкова ругали на худсовете «за пошлость», «за примитивизм».

Я думаю, что судьба его была как раз недостаточно счастливой, потому что народ его любил бесконечно. Но я был на нескольких худсоветах, где об него вытирали ноги, и он сидел с достоинством, выслушивал это. Я видел, как он иногда порывался что-то сказать, но сдерживался… И это удивительно! То, что для меня является смелостью и признаком высочайшего класса режиссуры, для членов худсовета тогда было образцом пошлости.

Вот арбузы… Меня в «Укротительнице тигров» потрясла эта линия – линия человека, который ходит с арбузами. Если взять его роль в этой картине и очистить от таких приспособлений – казалось бы, пошлых и эстрадных, почти клоунады, и взять чистый лист, – это смешная роль. Это такая сентиментальная, трогательная роль некрасивого неудачника. Но что делает Быков?

Как я потом убедился (мне Кадочников об этом рассказывал), всех этих приспособлений вроде арбузов не было в сценарии. Он специально брал почти клоунские приспособления, стоящие на грани примитивного глупого смеха, и сквозь это вдруг возникала трагедия неудачника, маленького человека, но человека с большим, даже гипертрофированным достоинством. Помните, как он пугается тигра и как пытается сохранить офицерскую позицию в этой сцене?

Я вспоминаю такую же сцену с арбузами в другой картине, но зеркально похожую, – в картине «Максим Перепелица», где он подкладывает эти арбузы Вицину? (Там были тыквы – по-украински «гарбуза». – Н. Т.)

Вспоминаю еще одну историю. Я начинал «Республику ШКИД». Меня пригласил директор студии Киселев и сказал: вот у нас лежит список некрасивых артистов, которых нельзя пробовать. Это установка из Комитета. У нас сейчас проблема антигероя, так что ознакомься. Я сейчас вспоминаю фамилии из этого списка – «некрасивые лица», которые нельзя снимать: Леонид Быков, Ролан Быков, Слава Любшин, Майя Булгакова, Алла Демидова, Сергей Юрский… Было фамилий пятнадцать. Поразительно, что сегодня многие из них нам кажутся красавцами. Вот что произошло. Мне, например, как-то трудно представить, что Демидова некрасивая, понимаете? Но было несоответствие тому традиционному представлению об образе героя, которое существовало у официального руководства.

Я никогда не мог, глядя его работы, определить, что главное. Он был очень смешным артистом, но назвать его комиком я не могу. Я вспоминаю колоссальный успех фильма «Алешкина любовь» и как принимали этот фильм на «Мосфильме», как тепло встречал его не только худсовет, но вообще аудитория, которая набилась в транспорантный зал студии. Люди выходили и говорили, что вот если в этом году будет голосование в «Советской культуре» – «лучший по профессии», а тогда такое голосование проводилось ежегодно, то большинство создателей этой ленты, в том числе Туманов и Быков, прежде всего, – достойны первого места.

Да, он снимался не в шедеврах, но в популярных картинах и украшал их, а, может быть, делал их популярными. Все его картины нравились и фронтовикам, и молодежи того времени. «Зайчик»… Сегодня я бы к этой картине отнесся снисходительно, потому что те упреки, адресованные ей, – упреки направлению, которое Быков представлял, – направлению трагической народной драмы. Потому что главное его качество – отвага актерская, и по отваге я его могу сравнить, пожалуй, лишь с Луспекаевым.

И еще. Лучшие наши послевоенные фильмы – это фильмы о войне. «Летят журавли», «Иваново детство»… Могу назвать еще несколько картин. Замечательным является то, что Быков в этом потрясающем ряду выглядел достойно и ни на кого не походил. У меня, когда я смотрел «Стариков», все время был такой страх, как будто это я играю эту роль, у меня было все время ощущение, что вот-вот будет уже неправдоподобно, не очень органично. Но нет – он по самому краю шел и был убедительным.