— Не слышу и ничего не желаю слышать, — отрезал Амос Траск, страдальчески морщась и не открывая глаз.

В следующее мгновение снизу раздался оглушительный треск, сопровождаемый криками матросов, наблюдавших за происходящим с берега.

Портовый лоцман, за последние несколько минут не проронивший ни звука, внезапно с мольбой обратился к Амосу:

— Адмирал, но ведь я-то, согласитесь, в этом нисколько не виноват.

Траск криво усмехнулся и лишь теперь открыл глаза. Не будь положение, в котором все они оказались, столь нелепо трагичным, его немало позабавило бы выражение лица насмерть перепуганного лоцмана и он от души посмеялся бы над ним. Но сейчас ему было не до смеха. Он лишь смерил лоцмана презрительным взглядом и раздраженно бросил:

— Я, так и быть, присягну в этом перед господами судьями, можете не сомневаться! — Услыхав такое, лоцман едва не лишился чувств. Лицо его, и без того бледное, приобрело зеленоватый оттенок. Адмирал же с сарказмом добавил:

— Если вы не желаете разбить «Орла» о сваи, то потрудитесь причалить корабль! Теперь ведь самое время этим заняться.

Из оцепенения лоцмана вывели не столько слова адмирала, сколько тон, каким они были произнесены. Он стал поспешно отдавать требуемые команды, и вот сперва носовые, а затем и кормовые тросы были надежно закреплены на кнехтах причала. «Королевский Орел» плавно покачивался на волнах. Амос снова свесился через борт и заглянул вниз, туда, где между корпусом корабля и сваями кружили обломки шлюпа и обрывки парусов. Улыбнувшись в свою широкую, черную с проседью бороду, он крикнул матросам на причале:

— Эй, бросьте-ка веревку этим двум негодникам, а не то они чего доброго наглотаются воды и пойдут ко дну!

Тем временем лоцман окрепшим голосом приказал команде «Орла» опустить сходни.

Когда Амос сошел с борта своего корабля, оба незадачливых морехода уже выбрались из воды с помощью крепкой веревки и стояли в сторонке, у края причала. Траск подошел к ним вплотную и оглядел обоих с головы до ног, стараясь придать своему лицу как можно более суровое выражение, что, впрочем, удалось ему не без труда. Уж больно забавный и жалкий вид был у них

— оба вымокли до нитки, еще не оправились от испуга и стучали зубами от холода.

Николас, младший из сыновей принца Крондорского, стоял, переместив тяжесть своего тела почти целиком на правую ногу. Левую же, пораженную врожденным увечьем и потому обутую в сапог с нарощенным каблуком, он слегка отставил в сторону. Если не считать упомянутого изъяна, младший из принцев был весьма привлекательным юношей. В свои семнадцать лет он почти сравнялся ростом с отцом, на которого весьма походил и благородной сухощавой подтянутостью, и правильными, хотя и резковатыми чертами лица, и цветом глаз и волос, и стремительной легкость движений. От матери же он унаследовал ровный, мягкий и открытый характер, а потому во взгляде его темно-карих глаз не было того легкого отблеска высокомерия, того язвительно-насмешливого огонька, что отличал принца Аруту. Николас растерянно взглянул на подошедшего капитана и понурил голову.

Второй из юнцов, средний сын графа Генри Ладлэнда, носивший то же имя, что и его родитель, и потому именуемый при Крондорском дворе не иначе как Гарри, был полной противоположностью Николаса. К тому моменту, когда капитан взглянул на него в упор, он вполне уже успел справиться с растерянностью, позабыть пережитый страх и явно пребывал в прекрасном расположении духа. При виде адмирала Траска он широко и беззаботно улыбнулся, словно только что совершил геройский поступок и ожидал теперь заслуженной похвалы. Ровесник Николаса, рыжекудрый Гарри был на целых полголовы выше своего юного господина. В его серых глазах плясали веселые искорки, на румяных щеках обозначились ямочки. Впрочем, это был его обычный вид, и Амос, с трудом удержавшись от ответной улыбки, вместо внушения ограничился лишь тем, что погрозил ему пальцем. Несмотря на безудержную проказливость Генри Ладлэнда-младшего, чьи шутки и забавы далеко не всегда бывали безобидны и редко когда укладывались в рамки благопристойности, ему все сходило с рук, потому что все любили его за веселый, легкий и дружелюбный нрав. Придворные дамы и юные фрейлины принцессы Крондорской все как одна были в восторге от его остроумия и галантной обходительности. Они считали его на редкость красивым юношей и щедро одаривали своей благосклонностью.

Гарри провел ладонью по мокрым волосам и звонко расхохотался.

— И он еще смеет хохотать мне в лицо! — возмутился Амос. — Королевское судно раскрошено в щепы, сами едва не потонули…

— Простите, простите, адмирал! поспешно пробормотал Гарри. — С лодкой это и в самом деле вышло неловко, но я… — он снова прыснул со смеху, — я как вспомню, какое было лицо у лоцмана, когда он стоял возле борта…

Тут уж и Амос не смог удержаться от смеха.

— Твоя правда, — пробасил он, — я так его физиономии вовек не забуду.

Николас поднял голову и лишь теперь выдавил из себя улыбку. Адмирал ободряюще потрепал его по плечу.

— Я так рад, что ты вернулся, Амос, — сказал принц. — Жаль, что тебя не было с нами на празднике Банаписа.

Амос отдернул руку, резко щелкнул пальцами и покачал головой.

— Праведные боги, да вы ведь промокли до костей! Что же это мы стоим тут на ветру? Давайте-ка поторопимся во дворец, иначе вы оба как пить дать схватите лихорадку. Да и мне надобно переодеться перед встречей с принцем Арутой.

Вое трое сошли с причала и заспешили ко входу во дворец.

— Как прошло твое плавание? — полюбопытствовал Николас.

— Спокойно. Встретили несколько торговых кораблей с Дальнего берега, из Кеша и Квега, ну и, само собой, из Вольных городов тоже. Год выдался спокойный. Хорошо бы так было и впредь.

Гарри хитро усмехнулся и с притворным вздохом посетовал:

— Вот незадача! А мы-то ожидали от вас рассказов о кровавых битвах и необыкновенных морских приключениях.

— Я тебе покажу битвы! — прорычал Амос и шлепнул его по затылку крепкой, широкой ладонью. Чтобы удар получился достаточно увесистым, ^низкорослому адмиралу пришлось подняться на цыпочки. — Тоже мне искатели приключений! И какая же это нелегкая понесла вас нынче нам наперерез?