— Вроде и не хитрое дело, — постучав болтом по щитку и прося внимания, сказал Василий Степанович, — но помозговать придется. Этот чертежик, Егорий, как я понимаю, устарел. Но домой возьму, погляжу еще. — И Кирюшин положил листок в карман. — Сколько, значит, у нас седел? Шесть?

— Еще у меня, — сказал Петро. — Велик старый, а седло еще крепкое. Послужит.

— Семь, — подытожил Кирюшин. — А надо сколько?

— Семь. Как раз, — сказал Витька. — Послезавтра вернется Эдька из лагеря.

— Значит, надо восемь, — словно ставя точку, сказал Егорка. — Вот Владя на будущее лето снова приедет. Ему — тоже.

— Добудем и восьмое, — кивнул Василий Степанович. — Заказ ясен. Отсюда и весь расчет… Лучше, наверно, так: четыре места рабочих, четыре для отдыха…

В дверях показалась Нина Михайловна. Подивилась на такое многолюдное собрание, улыбнулась. Поманила дочку:

— Через двадцать минут — ужин. Владику ехать скоро. Не забыли?

— Помню, — вздохнула Наташа. — Помочь тебе?..

Егорка улучил момент — достал с полки газету и сказал Витьке:

— На пару слов… — Развернув газету, показал черный пакет из-под сахарного песка. — Твой? Честно!

Витька крякнул, снизу вверх взъерошил смоляные кудри волос.

— Здорово испугались?

— Значит, твоя работа. Когда выследил?

— Случайно. Вижу: со станции идете. Ну, и я — за вами. Сам виноват: я за деревом стоял — все было слышно.

— Так. Значит, и шиты…

— Ну, сказал же батя — чего вспоминать?

— Ух-х! — скрипнул зубами Егорка. — Ладно, не будем…

Все хорошо, интересно, просто здорово все. Да не очень вовремя. Пришла Наташа и объявила:

— Василий Степанович (ох, уже и по имени-отчеству узнала!), будете с нами ужинать? Сейчас. А то Владику скоро на поезд.

— Спасибо, разумница, сказал Кирюшин. — В другой раз если. Тоже засиделись… Так, ребята, я все это нарисую, посчитаю и покажу завтра. А там, как говорится, и начнем помаленьку…

Только Кирюшин отъехал, только сели к столу, еще одна машина замерла у ворот — зеленый служебный «Москвич» главного инженера завода, где работала Нина Михайловна.

Заминка произошла, когда решали, кто поедет провожать Владика.

Тетя Нина — это ясно. Но остается еще свободное место.

— Чего же будем от ребят отрываться? — сказал Егорка. — Здесь простимся, дома.

Так и решили. А место пусть будет свободное.

Владик с грустью подержал худую руку дяди Вани и лишь сумел проговорить:

— Выздоравливайте, пожалуйста.

— Будь сделано! — улыбнулся Иван Петрович и добавил: — Помни нас. Приезжай.

Потом с бабой Катей Владик простился, все приветы ее обещал передать. У калитки пожал руку Сережке, Толику, выдержал крепкий хлопок Егоркиной ладони. А Наташа хотела протянуть руку и вдруг сказала:

— А мама как же, одна будет возвращаться? Я тоже поеду.

— Так бы сразу и говорила! — засмеялся Егорка. — А то и слезы не успеешь пролить.

Обошлось без слез. Когда поезд остановился и проводница восьмого вагона сошла с подножки, Наташа обняла Владика и поцеловала в щеку. А что особенного? Родственник же!

— Письмо напишешь?

— Сразу же.

— Точно?

— Вот увидишь.

— Владь, ты — хороший. Ты, может быть, самый хороший мальчишка.

Владик расцеловался с тетей Ниной и поднялся на подножку.

— До свидания, груздик! — помахала тетя Нина рукой.

Еще в машине главный инженер не очень понравился Владику. Сидел он прямо и совсем не поворачивал бритой, без единого волоска, головы. Обращался только к шоферу.

В купе он снял пиджак, повесил его на плечики и лишь тогда внимательно оглядел доверенного ему Владика.

— Ну-с, молодой человек, как прикажете располагаться? Нижнюю полку по лотерее станем разыгрывать?

— Что вы! — замахал рукой Владик. — Мне на верхнюю очень хочется. А вы — здесь.

— И я могу быть спокоен? — спросил инженер. — Как-никак, в роли ответственного лица выступаю. Шеф.

— Да я уже ездил на второй полке! (Сколько раз ездил, Владик уточнять не стал.) И ничего. Запросто.