Шрифт:
— Дядя Федя где? — спросил Митя.
— Федор наш — ранняя пташка, его уже и след простыл.
— Куда он пошел? Он же не знает города.
— Авось не заблудится, — уклончиво ответил Анатолий.
Наскоро перекусив, Митя и Анатолий тоже отправились в город. Шли не торопясь. Анатолий с безразличным видом поглядывал по сторонам и чуть щурился, когда ему на глаза попадались вывески немецких учреждений. Мимо дома 19 по Университетской они прошли несколько раз. В доме разместилась городская полиция.
— Слушай, — вдруг сказал Анатолий, — у тебя есть друзья?
— Конечно.
— А такие? — Анатолий показал большой палец. — Я имею в виду — настоящие.
— Есть и такие. — Митя сразу подумал о Бондаревском и Дурневе, но, помня наказ Спартака не называть никаких имен, промолчал.
— Мне не нужно знать, кто они, — словно угадав Митины мысли, продолжал Анатолий, — но ты им только передай, что они могут здорово помочь…
— А чем?
— Да как тебе сказать. Видишь, сколько везде легковушек? И все без охраны. Немцы пока еще ведут себя беспечно: в машинах оружие и, главное, документы, а на бортах грузовиков и бронетранспортеров эмблемы всякие и номера. Что, скажем, означает белый круг, перечеркнутый желтым крестом? Или скрещенные шпаги? Или бурый медведь, или слон? Для нас с тобой темный лес, а для людей, знающих наименования воинских частей и подразделений, это, брат, сведения о передвижениях вражеских войск, и сведения очень важные, я бы сказал, стратегического порядка. Понял?
— Чего ж тут не понять, — отозвался Митя.
— Только ты учти: действовать в одиночку нельзя. В крайнем случае, вдвоем, с подстраховкой, и лучше выбирать раннее утро или сумерки. Теперь темнеть начинает еще до комендантского часа. Ну а если… — Анатолий смущенно покашлял, — если кто, не дай бог, попадется, то стоять должен на одном: дескать, хотел украсть что-нибудь из еды, голод-то не тетка, пирожка не подаст. И в слезы: больше, дяденька, не буду, нужда заставила.
С Ниной Елистратовной Спартак встретился в условленном рдесте — в кинотеатре «Глория». Шел германский фильм «Ева». Сюжет его был слащав до тошноты. Молодой фабрикант как рабочий трудится на собственном предприятии и влюбляется в красивую девушку из бедной семьи. Любовь, естественно, кончается счастливым браком.
Спартак и Нина Елистратовна смотрели на экран, но слушали только друг друга.
— Я принес чистые бланки документов. Держите, — прошептал Спартак.
— Ты молодец. У меня камень с души свалился: теперь начнем переправлять людей к Маркову…
— Пришли связные из отряда, живут у Мити Корабельникова.
— Боюсь провокации…
— По маминым сведениям, исключено. Но на всякий случай она сначала встретится с ними сама.
— Ладно. Теперь вот что: листовки, которые ты передал, сегодня же пустим в дело. И второе: начала работать биржа. Завтра идем туда и поступаем на мотороремонтный. Не спорь. Так надо. Там мы найдем нужных людей. На бирже ко мне не подходи. На заводе тоже: мы с тобой незнакомы.
— Ясно. А что с приемником?
— Приемник уже у Артиста.
Они договорились о новой встрече и разошлись.
«Почему они на свободе?»
Эти листовки горожане находили в почтовых ящиках, в дверных ручках. Они белели на заборах и афишных тумбах, их передавали из рук в руки.
Начальнику «русского» гестапо Колесникову листовку чуть свет принес Рахим Махмудов. Жили они в соседних домах.
Спросонья Колесников не понял, чего от него хочет Рахим.
— Ну что вы суете мне под нос эту бумагу? Ну листовка, дальше что?
— Александр Акимович, это не самодеятельность, это типографская работа.
— Где вы ее достали?
— В вашем парадном, на двери висела.
Колесников пробежал глазами листовку и нахмурился.
— Так, — сказал он. — Подарочек. Вот что, немедленно свяжитесь с городской полицией. Пусть все наличные силы перебросят в город. И в первую очередь туда, где много народу. Всех подозрительных и болтунов брать. Полицейским переодеться в гражданское. Ступайте. Я буду в гестапо!