— И что же, — прервал я капитана, — позвонил? Капитан покачал головой.

— Нет. При допросе он пояснил, что сказал это просто так, чтобы Черная не боялась. — Капитан грустно улыбнулся. — И вообще, он заявил — и это говорит в вашу пользу, пан Бичовский, — что считал опасения Черной несколько, гм, преувеличенными. По его мнению, она любила преувеличивать. Видите, я ничего от вас не скрываю. — Капитан вопрошающим взглядом посмотрел на меня.

— Я от вас тоже.

— Продолжим. Гуго Бонди ушел от Черной примерно в четверть седьмого. Богуслав Колда каких-нибудь полчаса спустя. А убийство, — капитан закрыл свою папку, — убийство было совершено, согласно медицинской экспертизе, между восемью и девятью.

Я молчал.

— Так что у нас возникает подозрение…

— Значит, подозреваете меня не только вы?

— Не надо придираться к формулировкам. Вы же понимаете, дело это нешуточное.

Я понимал. Черт возьми, я отлично понимал, что тут не до шуток.

— Слово за вами.

Я вспомнил разговор с Гедой.

— А что было на Зузане до ухода Бонди и Колды? То же, в чем она заезжала ко мне в Дом трудящихся? Такое платье…

Капитан не дал мне договорить.

— Да вы прирожденный частный детектив! Мы знаем, в каком платье была Черная, когда встречалась с вами. И если вам это интересно, то так же она была одета и тогда, когда они с Гуго Бонди разучивали вечером вашу песенку.

— Ясно, — выдохнул я.

— Я не хотел вам об этом говорить, но… Когда пан Бонди ушел, — капитан откашлялся, — Черная, гм… переоделась. То, что было на ней в момент ее смерти, она надела… скажем так, в присутствии Богуслава Колды.

Не имело смысла указывать капитану на то, что перед моим визитом Зузана, по логике вещей, должна была снова переодеться. Но уже не успела. Алиби Колды, надо думать, неуязвимо.

— Так что скажете?

Я сознавал, что молчание мне не слишком поможет, и дал ход теории своей бывшей жены.

— Я бы немного уточнил заключение этой вашей медицинской экспертизы. Убийство было совершено никак не позже, чем, скажем, без четверти восемь. Я ведь не имел обыкновения опаздывать. — И я развернул перед капитаном теорию Геды, живописуя Зузанину суетность.

— Любопытно, — сказал капитан. — Заметно, что эти два дня вы не потратили впустую.

— Это все моя жена, — пожал я плечами, — я был у нее в воскресенье вечером.

Капитан недоуменно поднял брови.

— То есть, — поправился я, смутясь, — моя бывшая жена.

— Вы все еще поддерживаете отношения со своей первой женой? — с интересом спросил капитан, дав мне прикурить.

— Вам это странно?

Верзила в своем углу сосредоточенно стучал по клавишам пишущей машинки. Я как-то перестал обращать на него внимание.

— Не знаю, — ответил капитан. — Мне это кажется несколько необычным. Да и вы сами…

— Кем же я вам кажусь?

— Не знаю, — повторил капитан, — безусловно, вы особого склада человек.

— Возможно. Но не убийца.

В конце концов меня отпустили, любезно предупредив, что если я вдруг вздумаю, например, отправиться на прогулку в Шарку или Суходол, то обязан об этом сообщить. Счет времени, что прошло с того момента, когда я нашел Зузану, все еще можно было вести на часы. Был вторник, двенадцать часов двадцать семь минут. Ровно. Люди на улицах, по-видимому, шли обедать. Значит, Зузана не хотела оставаться со мною наедине. Боялась. А перед тем она занималась любовью с Колдой. Это было ясно из намеков капитана. А может, Бонди с Колдой сговорились? Да нет, чистая фантазия.

В два часа меня ждет встреча с ансамблем в Доме трудящихся. Концерта у нас сегодня нет, но мы собирались обсудить, что петь в этом году на очередной «Лире». По словам Камила, мы ее пару раз почти выиграли, с третьей же попытки выиграем наверняка.

— Ой, это ты, привет!

В меня врезался и теперь скороговоркой извинялся Анди Арношт.

— Я тебя чуть не убил!

Он, как всегда, преувеличивал.

— Привет, — Сказал я и добавил злорадно: — Ну как, потрудились вчера с Томом над мюзиклом?

Анди состроил скорбную гримасу.

— И не спрашивай! Этот негодяй не появился. А я из-за него обегал всю Прагу. Все кабаки!

У меня не хватило совести сказать Анди, где провел Гертнер вчерашний вечер. Он еще успеет это узнать от барменши в «Ротонде».

— Я просто в ярости, — с жаром объяснял Анди, — у меня ведь музыка написана! А как давно она во мне! — постучал он себя по голове, чтобы облегчить мне возможные поиски.

— Серьезно? — заинтересовался я.