Относительно нереста пескаря и гольяна, которые принадлежат, собственно, к речным рыбам и почти не заходят в озера, можно сказать тоже очень немного. Являясь чисто речной, даже исключительно ручьевой рыбой, гольян по своей незначительной величине не обращает почти никакого внимания рыбаков, чего нельзя сказать о родственном ему и более крупном озерном гольяне, который живет в большом количестве в тинистых и иловатых карасьих озерах. Притом последний играет почти в середине лета, позже всех рыб, когда рыба вообще ловится очень плохо; нерест же речного гольяна совпадает с игрой многих других, более ценных видов: он играет в первой половине и около средины мая, обыкновенно около царя Константина (11-го мая). В это время во всех речках и ручьях большие стаи гольянов собираются на мелких каменистых быстринах; здесь выпускают они свою очень мелкую икру, блестя радужными цветами, которые скоро бледнеют и вовсе исчезают. Всего ярче окрашены самцы, отличающиеся красноватым пятном под горлом [28] , и недаром эту рыбку в других местностях России зовут синькой, скоморохом и красавкой.

Несколько большее, но тоже весьма малое значение для весеннего лова имеет нерест пескаря, или, как зовут его здесь, пескозоба. Последний с первых чисел мая показывается во множестве во всех речках, куда он приходит из озер, где до того времени скрывался в глубокой няше. По крайней мере начиная с сентября он исчезает изо всех проточных озер и даже случайно не попадает в мотню невода [29] . В речках, но не на мелких быстринах, а большею частию в тихих заливчиках, выпускает он свою очень мелкую голубоватую икру, которая прикрепляется к камням, корягам, колодам или плавает на поверхности. Весьма замечательно, что у пескарей количество самок в пять, даже шесть раз превышает количество молошников, отличающихся беловатою сыпью на спине и голове, что мы видели и у самцов прочих рыб, и что пескари мечут икру в несколько приемов, с большими промежутками. Главный нерест бывает, однако, в средине, реже во 2-й половине мая.

Рис. 11. Пескарь

К тому времени в уральских озерах исчезают последние льдины, быстро нагревается вода солнечными лучами, подымаются утонувшие лавды и сотенными стаями носятся над ними черные крачки и малые рыболовы, которые предпочитают их прочим гнездовьям; зазеленели березы, но на длинных и тонких ветвях их еще можно различить белеющие издали гнезда ремеза, который уже наполняет его своими крошечными белыми яичками; быстро, не по дням, а по часам, растут тростник и широколистная осока; зеленой щеткой поднимается камыш, резко отделяясь от пожелтевших, переломанных и перепутанных старых стеблей. Вся озерная птица окончательно сбивается в камыши и лавды – на степных, в лавды и острова – на горных, и как те, так и другие озера, по-видимому, пустуют; скоро покинут степные озера турпаны, которые уже начинают нестись в мелколесье, иногда очень отдаленном от воды. Сотни, тысячи птиц выводятся в обширных степных камышах, иногда обволакивающих кольцом все озеро и часто недоступных ни с берега, ни с лодки. Ближе к открытой воде, где камыш уже растет на глубине 2-х аршин и значительно редеет, расположены десятки, сотни плавучих гнезд обыкновенных гагар (Pod. cristatus); тихо покачиваются они волнением, и отовсюду тревожно высовываются из воды чубастые головы их обладателей; тут же, но еще в большем количестве на камышовых помостах, накоплявшихся веками и образовавших наконец сплотившуюся, хотя и рыхлую массу, которая, в свою очередь, служит иногда к образованию лавд, лежат яйца крачек и рыболовов, чаще гнездящихся на последних; там и сям, большею частию в каком-нибудь уединенном углу, плавает пара-другая больших «ситцевых» гагар, которые не любят общественности; немного далее, ближе к берегу, расположены гнезда многочисленных лысух, а там начинается уже царство камышовок: несметные барсучки (Salicaria phragmitis) скачут и прыгают по сухим стеблям, камышовые дрозды (Salicaria turdoites) обвивают молодые побеги прошлогодней ветошью. Тут же, почти вместе с ними, но в еще более сухих камышах несется болотный лунь – гроза утят и прочей молоди, да, пожалуй, взрослой водяной птицы; чуть не рядом возвышается гнездо выпи. Еще ближе к берегу, в более доступных местах гнездятся многочисленные красноголовые нырки, только что севшие на яйца, и некоторые другие породы уток, большинство коих выводит, однако, в ближайших болотах. Множество водяных крыс бегает, плавает и ныряет в береговых камышах, а нередко тут же можно встретить искусное гнездо мыши-малютки, и этот факт, очевидно, указывает на ее коренное местопребывание, измененное впоследствии культурой злаков. Ранним утром, как только проснется птичье население, самые разнообразные голоса несутся из этой чащи водяного леса: жалобно хнычут лысухи, каркают гагары, безумолчно трещат мелкие камышовки, короткою и глухою трелью вторят им камышовые дрозды, ухает выпь, крякают осиротевшие селезни уток, привлекаемые безопасностью убежища и обилием корма; громче всех раздается резкий крик крачек, ловко хватающих упавших в воду и летающих насекомых – поденок, мошкару (Phryganea), которая, в свою очередь, привлекает сюда красивого копчика. А на прибрежных болотах, когда-то тоже составляющих часть озера, стонут долговязые евдошки, пищат травники, с жалобным криком вьются уже выведшие детей пигалки.

Рис. 12. Мышь-малютка

Горные озера сравнительно менее оживленны: камыши встречаются здесь редко и никогда не занимают таких огромных протяжений, озерная птица менее многочисленна и размещается частию в кардашах, но преимущественно на островах. Здесь в расщелинах камней кладут свои большие беловатые яйца узконосые крохали, в осиновых и ветловых дуплах гнездятся лутки, хохлатые чернети, гоголи – все самые многочисленные породы водяных птиц в Урале.

Рис. 13

Вообще, со второй половины мая все озера, а тем более горные, с первого взгляда нередко кажутся относительно пустынными. В полдень вдали от камышей, когда замолкнувшая птица укрывается в чаще последних, у чистых берегов озера и на средине его уже не видно прежних многочисленных утиных стай; изредка только вынырнет гагара, крохаль, привлеченные сюда рыбою; стаи турпанов редеют: они тоже разлетаются повсюду, хотя на самых рыбных озерах, как на Карагузе, еще долго, почти до средины июня, когда уже все турпанихи сядут на гнезда, продолжают вести прежний общественный образ жизни. Но самые берега озера по-прежнему оживлены мелкими пернатыми обитателями: множество трясогузок, помахивая длинными хвостиками, прытко семенят по песку, гоняясь за насекомыми; в кустах поют бесчисленные варакушки, славки, камышовки и прочая мелюзга, а нередко, словно мышь, проскальзывает в воду юркий водяной воробей, который нередко встречается на горных озерах и особенно речках.

В жизни рыб с окончанием нереста ерша тоже наступает временное затишье: проходит самая горячая пора весеннего рыболовства. Почти вся рыба, а чебак, елец, язь без исключений, укрывается в самых глубоких местах озера, где ловля представляет некоторые трудности и потому не в большом употреблении. Но в самых больших водоемах – Иткуле, Синаре и др. – в первой половине мая нередко производится, обыкновенно тайком, весьма обильный лов язей на глубинах. Это мы видим, напр., в Синаре, у Чищеного камня – глубокой яме, имеющей около 100 с. ширины и 250 с. длины: ее перегораживают несколькими рядами мереж, так что наплавки последних находят на несколько сажен ниже уровня воды. Только привязанный лист, щепка или ветка указывают на присутствие рыболовного снаряда, а нередко не бывает и этих малозаметных признаков; несмотря на все эти предосторожности и ловлю мережами только ночью, редко не делаются они добычей караульщиков, вытаскивающих их железными крючьями, т. н. кошками, привязанными на длинной бечевке. Но как только сторожа уплывут в другую сторону озера и скроются в ночной темноте, являются новые охотники попробовать счастия: зачастую в каждую сеть попадает по нескольку пудов рыбы, б. ч. язя, реже чебака, который часто проскакивает сквозь редкие ячеи «пяти-палечной язёвки».

Как было упомянуто в предыдущей главе, к средине мая язь покидает эти глубокие ямы, но на самое короткое время. Всего в продолжение двух-трех ночей выходит он «полоскаться» на полуаршинную глубину песчаных мелей озера, например Синарского, у истока р. Синары. Здесь и ловят эту бойкую и пугливую рыбу, для чего связывают вместе по пяти мереж, которые волокут на лодках, соблюдая всевозможные предосторожности, так как нет рыбы сторожчей язя: при малейшем шуме и всплеске летит он стремглав за сотни сажен, и прощай ожидаемая добыча. Не только борта лодки, но и самое весло обивается войлоком, и им гребут [30] не вынимая из воды; зато при удаче ловят таким образом зараз десятка по два пудов этой рыбы.

Рис. 14. Карась

Около того же времени, даже ранее, во всех курьях, у всех травянистых и камышистых берегов снова появляются уже отдохнувшие и проголодавшиеся щуки; жадно поедают они свою же собственную детву, только что выклюнувшуюся из яичек. Последние для своего развития требуют немного более двух недель в тенистых местах озера, а в мелких заливах, рано очистившихся ото льда и сильно нагреваемых солнцем, – десять, даже восемь дней [31] . Молодые щурята в это время составляют главную пищу отощавших родителей, тем более что последние почти не способны к ловле крупной рыбы: старые зубы выпадают, заменяются новыми, еще небольшими и мягкими, и обезоруженные хищники по слабости тех и других не в состоянии задержать достаточно сильного чебака, подъязика или окуня. Этот интересный факт смены зубов у щуки, замеченный еще покойным Аксаковым, совершенно верен и доказывается прямым и косвенным наблюдением: старые зубы выпадают от одного прикосновения, и исключительно в это самое время не только крупная насадка на жерлицы, но и пойманная рыба часто носит на себе ясные следы укушения щуки; последняя не в состоянии прокусить твердого покрова своей более крупной добычи, и о крепкую чешую рыбы ломаются ее ослабевшие зубы. В конце месяца щука уже хорошо берет на «животь», начинается клев ее и ловля на жерлицы, а еще раньше, но весьма недолгое время и большею частию в проточных мельничных прудах, производится ловля ельцов на червяка.