— Замечательная местность, Странд, — заговорил он присаживаясь, — в Англии можно проездить неделю и не найти ничего подобного.

Между ними завязался довольно бессодержательный разговор, но Странд время от времени самодовольно поглядывал на матросов, несколько отступивших из почтения к капитану, точно взглядами хотел им сказать: видите, какой старый друг вашему боцману наш капитан!

— Тут решительно негде спрятаться «Блуждающему Огню», Странд! — проговорил между тем капитан.

Боцман хитро улыбнулся, как человек, не желающий ни с кем делиться своими секретами.

— «Блуждающий Огонь» не из тех судов, которые мы опять увидим, капитан, — ответил он, считая невежливым оставить без ответа замечание капитана.

— Почему? «Прозерпина» всегда находила то, что искала.

— Видите ли, капитан, были уже с нашей стороны три неудачные попытки овладеть этим люгером, и четвертая не приведет ни к чему; все хорошо только до трех раз.

Куф с удивлением посмотрел на боцмана.

— Заметьте, — продолжал тот, — все идет по трое: у нас три класса адмиралов, три цвета для флагов, три мачты на корабле…

— И один капитан! — засмеялся Куф, для которого была новинкой эта тройная теория.

— Да, потому что в противном случае экипаж не знал бы, которого слушаться. Все можно высмеять, капитан, если пуститься в рассуждения.

Оба с минуту помолчали.

— Какое печальное зрелище представляет тот человек между двух пушек, там на штирборте, капитан!

— Вы говорите о нашем пленном, Странд? О, я бы от всего сердца желал, чтобы он был где-нибудь в другом месте. Больше всего хотел бы я, чтобы он был на своем люгере и чтобы мы пошли на него в четвертый раз, хотя вы этого и не одобряете, Странд.

— Нередко совершение казни на корабле приносит ему несчастье, капитан.

Куф задумчиво молчал, а когда это случалось, никто не решался с ним заговаривать. Затем он встал и, не останавливаясь, прошел на противоположный конец корабля, не поднимая головы и с тем же рассеянным взглядом. Все перед ним расступались, давая ему дорогу, и даже сам Винчестер уважал это настроение своего командира и не подошел к нему, хотя имел к нему дело.

Андреа Баррофальди и Вито Вити все еще находились на корабле и начали понемногу осваиваться с неудобствами непривычных для них условий. Конечно, они не избежали глупого подшучиванья, но в общем к ним относились хорошо, и у них не было причин жаловаться на свое положение, особенно с тех пор, как снова разгорелась надежда на поимку люгера. Они, конечно, знали о смертельном приговоре над Раулем, и так как оба были люди гуманные и сердечные, то, естественно, пожелали повидать его еще раз, чтобы уверить его в своем полном прощении за обман. Они сказали об этом Винчестеру, и тот выжидал теперь удобной минуты спросить на то разрешение капитана.

Наконец Куф очнулся от своей задумчивости, и Винчестер передал ему просьбу двоих итальянцев.

— Бедняга! Ему немного остается жить, если только мы не получим каких-нибудь известий от Клинча. Мы ничем не рискуем, если позволим себе все возможные ему уступки. Допустите к нему всех, кто желает его видеть, Винчестер.

— Даже старика Джунтотарди и его племянницу? И нашего дезертира Вольта? Он также желал бы проститься со своим прежним командиром.

— Относительно первых двоих не может быть никакого сомнения; что же касается Больта, то мы, конечно, имеем право ему отказать, если только господин Ивар сам не пожелает его видеть, — тогда проведете.

Винчестер не заставил повторить разрешение и поспешил оповестить как всех желавших свидания или, как он думал, могущих желать его, так и стражу, караулившую пленника, о том, что разрешение на свидания дано. Не спросили только согласия самого осужденного.

На «Прозерпине» царило общее подавленное, мрачное настроение. Всем было известно настоящее положение дел, и мало кто верил в возможность своевременного возвращения Клинча. Оставалось не более трех часов до солнечного заката, а время вместо того, чтобы тянуться, казалось, летело на крыльях. Общее напряженное состояние и лихорадочная тревога росли с каждой минутой; все следили за заходящим солнцем, находя, что оно на этот раз опускается особенно быстро; большая часть мичманов столпилась на передней части корабля с единственной целью раньше увидеть возвращающегося Клинча.

Было уже половина шестого, а в шесть часов солнце должно было зайти; следовательно, оставалось всего полчаса до позднейшего срока совершения казни. Куф не отходил от борта судна и вздрогнул, когда часы начали бить шесть. Винчестер подошел к нему и глазами спросил его; в ответ он получил едва заметный жест, но этого ему было довольно. В определенном месте палубы началось нешумное движение, появилась веревка, которую прилаживали со слишком для всех понятной целью, устраивали род временной платформы — все угрожающие приготовления к близкой казни.