— Опасность Дику не грозит, и он поступает глупо, продолжая скрываться. Конечно, его ждут неприятности, когда он объявится. Но говорить, что он в опасности... просто нелепо. Теренс ничего такого не сказал, он согласился со мной, что Дика, вероятно, отправят домой. Ведь вы же не думаете...

— Нет, нет, — Самовал опустил голову и несколько секунд изучал поверхность своих сапог, потом, подняв голову, посмотрел ей в глаза. — Я прослежу, чтобы он не оказался в опасности. Вы можете положиться на человека, который только и ищет подходящий повод, чтобы услужить вам. Если возникнут какие-нибудь неприятности, сразу дайте мне знать, а уж я их улажу. Ричард Батлер не может пострадать, поскольку он ваш брат.

Она изумленно смотрела на него.

— Я вас не понимаю.

— Как, разве это не ясно? Что бы ни произошло, вы не должны испытывать страданий, сударыня. Ни один имеющий сердце человек, а я в особенности, не смог бы вынести этого. Если вашего брата постигнет беда и это заставит вас страдать, вы должны знать, что я смогу защитить его.

— Вы очень добры, граф. Но от чего защитить?

— От всего, что создаст угрозу. Португальское правительство может потребовать — в целях самозащиты, чтобы успокоить возмущение народа, оскорбленного этим якобы поруганием, — примерно наказать виновника.

— Но как они смогут сделать это? На каких основаниях? — Она обнаружила признаки смутной тревоги и даже, пожалуй, явного раздражения, вызванного таким предположением.

Самовал пожал плечами.

— Народ, подобный нашему, — суть свирепое и мстительное божество, гнев которого следует время от времени укрошать жертвами. И когда нужен козел отпущения, правительство его обычно находит. Но будьте спокойны.

В пылу заверений он взял ее маленькую руку в шелковой перчатке в свою, но леди О'Мой не обратила на это внимания.

— Будьте покойны, я защищу его — положитесь на меня, я многое могу. Ради вас, милая леди, я сделаю все, правительство послушает меня. Не хочу, чтобы у вас сложилось впечатление, будто я хвастаюсь, — просто я имею влияние на членов регентского совета. И даю вам слово, что со стороны португальского правительства вашему брату не будет причинено вреда.

Она долго смотрела на него увлажнившимися глазами, польщенная и тронутая искренностью и глубиной его желания стать ее защитником.

— Вы очень любезны, сударь, я даже не могу подобрать нужных слов, чтобы выразить вам свою признательность. — Ее голос немного дрожал. — Благодаря вам, граф, я чувствую себя счастливой, но я не в состоянии отплатить вам.

Он склонился над изящной ручкой, которую держал в своих руках.

— Вы уже отплатили, сказав, что благодаря мне чувствуете себя счастливой, ваше счастье — смысл моего существования. Поверьте, сударыня, Жерониму ди Самовал является вашим покорнейшим и преданнейшим рабом. — Прикоснувшись губами к ее руке, он оставался в таком положении некоторое время, пока леди О'Мой, разрумянившаяся, с блестящими глазами, правда, скорее, от волнения, чем от чувства благодарности, стояла без движения, глядя на его склоненную черную голову.

Когда Самовал вновь выпрямился, он заметил краем глаза какое-то движение под аркой и, повернувшись, увидел приближающихся сэра Теренса и леди Армитидж. Если граф и почувствовал себя незадачливым поклонником, то совершенно не подал виду, впрочем, в его позе и на самом деле не было ничего, что могло бы взволновать ревнивца мужа.

— Генерал, ваше появление дает мне возможность откланяться — я как раз собрался уходить, — нашелся он.

— Понимаю, — резко ответил О'Мой. Он чуть было не сказал «Надеюсь!». Столь подчеркнуто холодное обращение могло весьма смутить любого человека, не слишком хорошо владеющего собой, но граф, не обратив на это никакого внимания, еще задержался, чтобы обменяться любезностями с мисс Армитидж, после чего невозмутимо и неспешно удалился.

— Мне кажется, Самовал стал слишком внимательным и слишком предупредительным! — заметил сэр Теренс, едва тот скрылся из вида.

— Он очень мил, — ответила леди О'Мой.

— Это я и имею в виду!

— Он пообещал, что если с португальским правительством возникнут какие-нибудь сложности относительно дурацкого дела Дика, он все уладит.

— О! — воскликнул О'Мой, сразу остыв. — В самом деле? — И, опустив глаза, замолчал, не желая никоим образом нарушать ее такого хрупкого сейчас спокойствия. Но мисс Армитидж отнюдь не была склонна прекращать этот разговор и вернулась к нему тотчас же, как только они с кузиной вошли в дом.

— Юна, — мягко сказала она, — я бы не стала слишком полагаться на графа Самовала и его обещания.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила леди О'Мой, которая всегда принимала чужие советы осторожно, а прежде всего советы неопытных молодых девушек.

— Я не верю ему. И Теренс тоже.

— Пф-ф! Теренс относится с подозрением к любому, кто смотрит на меня, — последовал ответ, дополненный наставлением: — Никогда не выходи замуж за ревнивца, моя дорогая.