Розз, по давно заведенной традиции, удостоился чести лично прикончить поверженную добычу и первому напиться теплой крови из перерезанной артерии. Само собой, печень тоже ему достанется, только попозже.

Ухмыляясь, Розз вынул из-за пояса разделочный нож со следами бурой кровавой ржавчины. Пока одни его соплеменники удерживают сеть, а другие забивают здоровяка дубинами, ему остается лишь подойти, просунуть руку меж крупными ячейками сети, ухватить жертву за волосы, запрокинуть ей голову, полоснуть ножом по шее – и успеть напиться, пока сеть не снята. А то крови мало, а желающих допить за Роззом будет много.

Но тут случилось неожиданное.

Громила рванулся с невероятной силой!

Сеть затрещала, вормы разлетелись в стороны, словно пушинки. Но Розз удержался – наверное, потому, что был ближе к голове, а не к мощным рукам громилы, и успел уцепиться за остатки сети, обмотавшиеся вокруг шеи здоровяка.

Еще не все потеряно! Только один рывок! Только один удар! Розз знал, куда бить так, чтобы и огромный нео, и даже жук-медведь стали беспомощными, словно мешки с соломой. Дотянуться клинком до точки чуть ниже затылка, и жертва с перерубленным позвоночником безвольно рухнет на землю.

Но громила, словно что-то почувствовав, резко крутанулся на месте.

Розза занесло. Рефлекторно он вцепился пальцами в остатки сети – и это было его ошибкой. Последнее, что он увидел в жизни, была растопыренная кисть огромной ручищи, стремительно приближающаяся к его лицу.

Жуткий крик заглушил все остальные звуки. Мощные пальцы громилы вонзились в голову ворма, выдавливая глаза, выламывая зубы, сжимаясь в кулак с осклизло-хрупким содержимым внутри…

Все-таки Розз был сильным воином своего племени. Умирая, он успел вцепиться оставшимися зубами в палец хомо, одновременно вслепую изо всех сил воткнув нож в податливую плоть своего убийцы. Вроде попал в руку, но, похоже, это только придало громиле сил.

Хруст лицевых костей, жуткий чавкающий звук… Кулак громилы сжался полностью, превратив переднюю часть головы Розза в кровавое месиво из раздавленного мяса и раздробленных костей. Теперь на месте лица ворма была жуткая кровоточащая яма, в глубине которой, слегка подрагивая в такт угасающему пульсу, умирал мозг, умеющий навязывать жертвам свою волю.

Керз, видевший все это, затрясся в ужасе. Обед выплеснулся наружу из его желудка вместе с остатками сожранного накануне высохшего трупа крысособаки. Да и остальные вормы, похоже, разделяли его настроение, мигом растеряв весь свой пыл. Иногда жуткая смерть одного может настолько потрясти многих, что деморализованная армия, побросав оружие, бросится бежать подальше от жестокого противника, значительно уступающего ей в боевой мощи.

…Бор тряхнул головой. Окружающий мир снова стал осязаемым и полным звуков. Возле его ног лежало изувеченное тело мутанта, зияющее жуткой кровоточащей дырой на том месте, где обычно бывает лицо.

Собственное тело напомнило о себе болью от многочисленных ран – впрочем, уже понемногу затягивающихся. Особенно острой была боль в пронзенной насквозь левой руке, откуда торчала рукоять большого разделочного ножа. Лицо здоровяка невольно скривилось, но он нашел в себе силы взяться за скользкую от крови рукоять и выдернуть заточенную сталь из собственной плоти. Больно-то как!

Но, спустя мгновение, боль перестала иметь значение для Бора. Вражья сила хоть и улепетывала в панике во все стороны, но не была разгромлена полностью. А значит, по-прежнему представляла угрозу для него… и для нее.

Как хотелось ему снять со спины «Корд» и расстрелять разбегающихся вормов! Но он помнил слова Лии про «крайний случай» – и внутреннее чутье ему подсказывало, что время этого случая еще не пришло.

Поэтому он, не теряя времени, схватил свою дубину и бросился в погоню за наиболее многочисленной группой убегающих мутантов.

Лия окинула взглядом поле битвы.

Да, из Бора, при должном подходе, можно сделать настоящую машину для убийства. Несколько десятков мутантов, покалеченных его устрашающим оружием, либо скончались, либо корчились на земле, предпринимая малоэффективные попытки так или иначе облегчить свои страдания.

«Нелегко собирать выбитые зубы сломанными руками» – вспомнился девушке древний афоризм, переживший двести лет постапокалипсиса. Увы, выживание на сожженных землях предусматривало прежде всего эффективность воина в искусстве убивать, не оставляя места для сострадания. В связи с чем она ни в чем не винила мутантов, напавших на них. Хотя многие традиции и ценности этого народа были для Лии омерзительны, она вполне справедливо видела в вормах лишь воинов, вступивших в бой ради того же пресловутого выживания. По крайней мере, глядя в глаза умирающим мутантам, она не испытывала к ним ни ненависти, ни жестокости, ни презрения. Поверженный, искалеченный враг достоин лишь одного – последней милости победителя, выражающейся в прекращении мучений побежденного. И она, видя в глазах умирающих немую просьбу, ударом меча быстро и безболезненно исполняла их желание. Либо проходила мимо, если видела, что смертельно раненный не нуждается в ее помощи, предпочитая помучиться.

Закончив с этим, Лия убрала мечи в ножны – и вдруг почувствовала резкую колющую боль в правой руке. А потом ее тело внезапно свело судорогой, ноги подкосились – и девушка упала на землю, не сумев смягчить падение. Тело полностью перестало ее слушаться.

Впрочем, мышцы головы и шеи, а также левая рука оказались во власти внезапного паралича лишь частично. А потому, упав, Лия сумела приподнять голову и осмотреться.

Увиденное поразило ее не меньше.

Командир вормов, чье сердце совсем недавно было пробито ее стрелой, поднимался на ноги, растягивая тонкие потрескавшиеся губы в довольной улыбке.