Шрифт:
Ведущий концерта А. Вознесенский призвал зал поприветствовать юбиляра: «Он имел аплодисменты стадионов других городов, но ни разу не имел наших с вами аплодисментов. И, я думаю, хорошо было бы, если бы мы – не как память, не как минута молчания – а вот мы бы все встали и похлопали бы ему сегодня в Лужниках». Более 10 000 зрителей почтили память Высоцкого, поднявшись со своих мест, и было ощущение, что он был рядом…
Затем А. Вознесенский обратился к Высоцкому как к живому:
– Твоя таганская семья поздравляет тебя: Алла Демидова, Валерий Золотухин, Юрий Медведев, Вениамин Смехов, Леонид Филатов, Давид Боровский – те, кто был с тобой в крутые времена, отнюдь не те, кого привлекла поздняя позолота признания, – а твои духовные братья и сестры. Родион Щедрин подарит тебе свою музыку; Юнна Мориц, Евгений Евтушенко, Роберт Рождественский, Петр Вегин подарят стихи. Споют Елена Камбурова, Юлий Ким, Александр Градский. Шестидесятые года протрубят саксом Алексея Козлова. Стихи отца «Маски» прочтет Никита Владимирович Высоцкий.
Тон вечеру задавали поэты. Свою песню-посвящение спел А. Градский:
Я совсем не был с ним знаком,Но о друге мечтал таком,Что меня не продаст тайком,Хоть его жги огнем.У дороги цветком такимОн назло многим рос-таки.Вы, вокальных дел мастаки,Не споете о нем!Совпадая с фамилией,Наказуя и милуя,Вверх стремился он с силою,Что не выразить мне.Но, как ведется в святой Руси,Сколь поэта ни возносиЕго ввысь – иже в небеси, —Ну а тело в земле!Пусть он связки пересмыкал,Пусть не всяк его стих смекал,Но зато он не пресмыкал —ся, как многие тут.И, когда в зале смех стихал,Начиналася мистикаЕго песенного стиха —То был каторжный труд!Он из самых последних жилНе для славы и пел, и жил,Среди общей словесной лжиОн себя сохранил!И на круче – без удержи —Все накручивал виражи…Видно, мало нас учит жизнь —Тот убит, кто раним!Стихотворения, посвященные Высоцкому, прочитал поэт П. Вегин:
Самородок —Как мама точно назвала —Владимиром.Владейте миром не во власти, а в любвиИ, обучаясь той любви,пускай ее копируютмагнитофоны или соловьи.Как называли хорошо друзья —Володею.Звала на ты заглазно вся страна.Не обоюдная любовь, а всенародная.Россия – лучшая во всей земле жена.А что за таинство она —любовь народная?Она такое, где ни в чем не врут,где не похмельные могильщики холодныемогилу вырыли,а денег не берут.Двужильная любовь…Двойная тяга…Ваганьковский народный мавзолей,где девочка рябиновыми ягодамивыкладывает имя на земле.Как хорошо лежать в объятьях Родины!Она не в силах руки развести,поняв, что здесь лежитбесценный самородок,который никогда ей в жизни не найти…После переломаЯ знал его, когда еще он не был памятником.Была тогда помолодевшая Москва,как земляничины,рукою мальчикавдруг высыпанные из туеска.Он пел про нас.Его гитару свистнули,когда он плыл во гробе над Москвой.Наверно, вор считал – нельзя, чтоб тризнабыла сильнее жизнии немыслимомолчанье для гитары гулевой.Все мыслимо.И с хохмами капустникатрагедию толпа соединит.И гипсовыми копиями бюстикаторгует у «Таганки» троглодит.Как жаден ты, наш век свободомыслия!И буревестник ты, и бурелом,и бюст из гипса —словно Время в гипсе,чтобы срастался страшный перелом…На сцене Юлий Ким:
– В 78-м году у меня возникло острое желание как-то посидеть вместе с Владимиром Семеновичем и с Булатом Шалвовичем. Это желание было настолько острым, что я придумал песню «Приглашение». Для того чтобы она подействовала сильнее, я стащил почти всю музыку у Булата Шалвовича, а припев у Александра Сергеевича, и я сочинил это «Приглашение»:
Дорогой Булат Шалвович, а также Владимир Семенович!Как живется, здоровится вам в ваши светлые дни?Ничего, помаленечку, как говорится, бог в помочь…Бог в помочь вам, друзья мои! Бог в помочь вам…На гитаре играем, на сцене, на писчей машинке.Вроде врозь, а с другой стороны, вроде как в унисон.Все пытаемся, пробуем, ловим на слух по старинкеглагол времен, металла звон…Бог в помочь вам, друзья мои! Бог в помочь вам!Но мне все-таки жаль (извините, Булат, за цитату),что никак мы не встретимся на перекрестках Москвы.Пять минут на такси, две копеечки по автомату, но, увы…Я ужасно жалею, не знаю, как вы…Посидели бы, как бы попили! А как бы попели!Но не вышло, не выйдет, поскольку по нашим часам —слишком мы опоздали, приходится гнать на пределе.Потому и не выйдет… Мне жаль, я не знаю, как вам…Потому и спешу… И к тому все слова и мелодия,что я очень спешу объясниться вам в нежной любви.Я люблю вас, Булат! Я люблю вас, Володя!Бог в помочь вам, друзья мои! Бог в помочь вам!Роберт Рождественский:
– Вряд ли найдется на Земле зал, который мог бы вместить всех желающих попасть на юбилейный вечер Владимира Высоцкого сегодня, завтра, да и потом…
Высоцкий пел песни, которые были необходимы людям. Они необходимы людям и сегодня. Когда он пел, некоторые говорили – это мода, пройдет. Но вот не проходит и не пройдет, ибо он стал уже частью нашей жизни, частью нашей культуры, частью нашего огромнейшего сегодняшнего дела… Он лауреат, есть звезда Высоцкого… Я знаю, что очень скоро будет спущен на воду корабль «Владимир Высоцкий». Это очень серьезный настоящий рабочий корабль, океанский трудяга. Вот этот вечер и сотни таких же вечеров памяти Высоцкого и в Москве, и по всей нашей стране, выходят книги… Еще будут выходить пластинки – это прекрасно. И все-таки есть чувство обиды. Обидно, что жил человек, пел свои песни, и мы многие знали его, а уж слышали все. Но был он ершистым, негладким, и мы говорили: «Интересно! Очень интересно!» А потом он умер и, как обвал, – слава, статьи… Ну, в общем, обидно это… Не за сегодняшнюю славу его обидно – она заслуженна, а потому что как-то у нас получается так…
Родион Щедрин:
– Когда было начало, а начало было, я помню, как я доставал контрамарки Володе Высоцкому в Большой зал консерватории на концерты. И каждый раз просьбу подобную он сопровождал шуткой, он говорил: «Я хочу послушать одного композитора, только одного, который лучше меня, – Моцарта». Я хочу сегодня сыграть маленькую пьесу в честь Володи Высоцкого и одно свое небольшое произведение.
Андрей Вознесенский:
– Я хочу сказать для юных сердец и умов, которые здесь находятся, которые сейчас купили и не понимают, как это просто сейчас купить книгу. Даже в первый год после смерти его не называли поэтом. Его бардом называли. Поэт – это относилось для другой категории. Я прочитаю стихи, которые тогда были написаны, в 80-м году…
Не называйте его бардом.Он был поэтом по природе.Меньшого потеряли брата —всенародного Володю.Остались улицы Высоцкого,осталось племя в леви-страус,от Черного и до Охотскогострана не спетая осталась.Вокруг тебя за свежим дерномрастет толпа вечноживая.Ты так хотел, чтоб не актером —чтобы поэтом называли.Правее входа на Ваганьковомогила вырыта вакантная.Покрыла Гамлета таганскогоземлей есенинской лопата.Дождь тушит свечи восковые…Все, что осталось от Высоцкого,магнитофонной расфасовкоюуносят, как бинты живые.Ты жил, играл и пел с усмешкою,любовь российская и рана.Ты в черной рамке не уместишься.Тесны тебе людские рамки.С какой душевной перегрузкойты пел Хлопушу и Шекспира —ты говорил о нашем, русском,так, что щемило и щепило!Писцы останутся писцамив бумагах тленных и мелованных.Певцы останутся певцамив народном вздохе миллионном.Еще остался от Высоцкогосудьбы неукротимый статуси эхо страшного вопроса«А кто остался?»Еще хочется, чтобы мы не забывали добра, которое люди сделали Володе при жизни. Вот здесь на этой трибуне сидит Левон Боделян, профессор, который впервые – у Высоцкого было несколько реанимаций, но первую реанимацию, возвращение его к жизни в 70-м году, сделал Левон Боделян. Потом другие его спасали, но первый был он. (Вознесенский ошибается – Левон Аганесович Бадалян, детский нейрохирург, встречался профессионально с Высоцким, но к случившемуся 17 июля 1969 года отношения не имел. – В. Б.) Я написал стихи тогда. Высоцкий любил эти стихи. В то время ни одна газета, ни один журнал эти стихи не брали, и только журнал «Дружба народов», который тогда был смелее, чем остальные, эти стихи напечатал.