Шрифт:
Я не судья Марине. Это был восемьдесят девятый год, когда отца официально разрешили. Маринина книга была первой. У нее был шанс пройти посередине. Если бы она прошла по этой грани, огромного количества грязи, сплетен, откровенной неправды об отце удалось бы избежать. В этой книге много информации, которую Марина узнала из рассказов. Там много вещей, которые были, но не так и не тогда. Я думаю, это произошло и потому, что Марина писала для западного читателя, у нее была задача – открыть Высоцкого Западу. И эту задачу книга выполнила. А здесь она открыла шлюзы для желтой информации».
Время лечит, и через два десятка лет сыновья Высоцкого изменят свое мнение.
А. Высоцкий: «Я с Мариной не ссорился. Конфликт с Мариной произошел не у меня и даже не у Никиты, хотя он выступил «оратором» этого конфликта. Конфликт с Мариной произошел у покойного Семена Владимировича Высоцкого, у дедушки, у отца моего отца. Конфликт на почве каких-то непониманий, столкновения амбиций и, я не знаю, чего там еще. Мы были в этой ситуации заложники, нам было в это время по двадцать лет, мы были сопляки… Но я ни с кем не ссорился. Я никогда ни одного плохого слова Марине не сказал. Я ее очень уважаю. Я читал ее книгу, знаю хорошо ее биографию. Я восхищаюсь тем, как она подняла всю свою семью, своих стариков и всех своих сестер тащила, родила троих детей… Ей очень тяжело в жизни пришлось. Она достойна уважения. Мой отец с дурной женщиной не прожил бы столько лет. Абсолютно точно. Я бы на его месте тоже б не отказался…»
Н. Высоцкий: «В то время когда в Союзе вышла книга Влади, мы просто не привыкли к литературе такого рода. Сегодня для меня было бы все равно, хоть напиши она, что я гомик, а мой брат – уголовник с тридцатилетним стажем. Но в то время, когда печатное слово воспринималось как абсолютная истина, сразу же пошли наезды на родных и близких людей. Представьте, деду пишут: «Ты, старая сволочь, загубил сына…» Да, дед был очень тяжелым, взрывным, темпераментным человеком. Безусловно, между ним и отцом могли быть и ссоры, и оскорбления… Я думаю, она и сама в конечном счете поняла, что там масса ляпов, многое взято с чужих несправедливых слов».
М. Зимна: «Друзья поэта в своих воспоминаниях многократно говорят, что утверждения Марины Влади, содержащиеся в книге «Владимир, или Прерванный полет», подлежат сомнению».
Во всех воспоминаниях о В. Высоцком подчеркивалось его трепетное отношение к друзьям.
Александр Митта: «У него был отдельный от всех его творческих талантов ярко выраженный талант дружбы. Он был редким, фантастически талантливым другом». По этому же поводу Ст. Говорухин: «Какое необыкновенное счастье было – дружить с ним. Уметь дружить – тоже талант. Высоцкий, от природы наделенный многими талантами, обладал еще и этим – умением дружить».
Влади решила сказать «правду»: относился Высоцкий к своим друзьям, как к лакеям, а они это как-то проглядели: «За двенадцать лет совместной жизни я узнала таких семь друзей. Трое из них назывались Валерами. Это не ошибка. По-русски это мужское имя. Никогда в вашей дружбе не проскользнули ни малейшие признаки гомосексуализма. (Ну, слава те господи, хоть один порок у Высоцкого отсутствует, а то бы он мог бы запросто позировать Иерониму Босху!) Другие друзья: один из них Иван – артист из твоего театра, очень талантливый, но очень опустившийся; другой – Володарский – друг детства и попоек, последним поступком которого было предательство; был еще Дима, который, благодаря своим знаниям в электронике, в течение многих лет был твоим инженером по звукозаписи, да, к слову сказать, в этом мире, где каждый старается извлечь выгоду, он был не бескорыстным, так как первым делал записи и затем размножал и торговал ими. Все это были скорее лакеи, которых ты в любой день без тени сожаления исключал из своей жизни».
Каждое слово этой тирады можно опровергнуть. Но для тех, кто хоть мало-мальски знаком с биографией Высоцкого, ясно без сомнений и опровержений…
Влади, очевидно, и не заметила, как походя оскорбила не только перечисленных ею настоящих друзей Высоцкого, а и его самого, его отношение к этим людям и его понимание дружбы.
А вот еще об одном друге – главном и «единственном»: «Единственным другом навсегда был… Когда ты меня познакомил с этим человеком, я сразу поняла, что он издалека. Он был осужден по нелепому обвинению на десятки лет, но получил амнистию после 20-го съезда партии, проведя в лагерях заключения 16 лет. Его приговорили к 170 годам, что было написано в официальных бумагах. Человек провел 18 ужасных лет по анонимному доносу, в котором он обвинялся в том, что читал стихи крамольного поэта, и этого ценителя русской поэзии осудили на адские муки. Ему, бедняге, удалось выжить».
Это Влади о Вадиме Туманове, который может опровергнуть все приведенные цифры и даты. Наверное, чтобы относиться с пониманием к чужим отсидкам и срокам, нужно самому хотя бы коротко поесть баланды и посидеть на параше…
Очевидно, для людей, знавших Высоцкого только по песням или киноролям, откровения Влади казались правдой. Людей же, близко знавших его многие годы, это оскорбляло, не говоря уже о чувствах родителей.
Из интервью с В. Тумановым.
– Вас, наверное, многое коробило в этих воспоминаниях?
– Да почти все! Даже с Мариной отношения стали не такими, какими были раньше.
В телефонном разговоре с Ниной Максимовной Туманов пытается ее успокоить: «Я постараюсь через какой-то промежуток времени высказать свое суждение. Мы ведь дружили с Володей, и я знаю о нем в тысячу раз больше, чем она. Завтра я выскажу ей, что я думаю… Без того, что вы мне говорили. Я считаю, что много в книге неправильно… очень много».
К 1987 году все в стране уже знали, почему умер Высоцкий в 42 года; знали, и сколь напряженной была его жизнь… Знали и о его болезни, которая в России сродни эпидемии. И настоящие друзья знали, что «в длительные периоды его абсолютной трезвости любые внешние поводы, любые уговоры его «друзей» и поклонников выпить оставляли его холодным и непоколебимым. Причиной срывов всегда были глубоко внутренние мотивы…» Знали и то, что его пьянство не было тоскливым алкоголизмом неудачника, а отчаянным самосжиганием человека, распираемого изнутри избытком творческой энергии.