Отношение австрийцев к нему было самое предупредительное и внимательное. Наступала весна, он жил в шикарном замке и страдал от ничегонеделанья. Директория предложила ему командование 5-й дивизией ополченцев в Страсбурге и тут же прекратила выплату жалованья посла, но он от этого унизительного предложения отказался и, не дожидаясь разрешения Парижа, 16 мая 1798 года покинул Раштадт. Директория оскорбилась в свою очередь — особенно после того, как Бернадот стал настаивать, чтобы она выразила официальное одобрение его действиям в Вене. В опубликованной им в газете Le Conservateur статье он писал: «Авторитет чиновника — достояние нации».

Это выступление возымело действие: 26 мая Директория снова попыталась заинтересовать его дипломатической работой — на сей раз на важном посту посла в Батавской республике47. Но Бернадот считал свой дипломатический опыт достаточным, чтобы не обогащать его в будущем. К тому же он занялся устройством своих семейных дел.

В ссылке на острове Св. Елена Наполеон скажет: «Назначение Бернадота послом в Вену было неудачным. Характер этого генерала был перенапряжён, а голова — недостаточно холодна».

ЖЕНИТЬБА И ВОЕННОЕ МИНИСТЕРСТВО

Стараться быть самим собой — единственное средство иметь успех.

Стендаль

Бернадот приехал в Париж, когда экспедиционный корпус Наполеона Бонапарта завершал в Тулонском порту погрузку на суда. Генералу стало тесно в Европе, и он отправлялся за славой в Египет. «Миролюбивая», лицемерная и погрязшая во взятках Директория заодно избавлялась от непредсказуемого и опасного генерала, помогая ему «развлечься на стороне», подальше от Парижа.

А Париж... Париж жил исключительно ради развлечений. После якобинского террора все, особенно женщины, словно с цепи сорвались и, зажмурив глаза, бросились в океан чувственных наслаждений. Как писал современник, все люди погрязли в пороках, словно свиньи в дерьме, но чем глубже они погружались, тем больше старались перещеголять друг друга в похоти, разврате и цинизме. После каждой эпохи великого лицемерия наступает период всеобщего падения нравов. Наступил этот период и для Франции.

По приезде в столицу Бернадот обнаружил несусветную дороговизну, но сумел приобрести себе небольшой домик в пригороде Ско, что на рю де ля Лун, 3. На первом этаже небольшая передняя, кухня, похожая на подвал, и столовая с выходом в сад; винтовая лестница на второй этаж, где располагалась спальня и кабинет, и уже под крышей — комната для прислуги. Ничто так не выглядело буржуазно, как этот двухэтажный особнячок, но он вполне устроил нашего генерала. Именно в этот момент он почувствовал себя достаточно зажиточным, чтобы обзавестись супругой. Деньги от ртутного рудника и посольские гонорары сделали это вполне возможным.

Конечно, генерал не жил затворником и время от времени выходил в свет. Он был молод, красив, неотразим в глазах слабого пола и повсюду, где появлялся, обращал на себя повышенное внимание. Мадам Chastenay, встретив Бернадота на приёме у Барраса, следующим образом описала его в своих воспоминаниях: «Статная фигура со смоляными волосами, ослепительная улыбка и никакого проблеска острого ума. Он был мужчиной, которого, встретив на приёме, нельзя было не заметить и о котором нельзя было не спросить, кто это».

Насчёт острого ума мадам Шастенэй явно ошиблась: беарнец за словом в карман никогда не лез. Просто она ожидала от него, по всей видимости, шутовского остроумия, который был так в ходу в тогдашних светских салонах.

В июне 1798 года Бернадоту пришлось ещё раз заниматься спасением своего бывшего полкового командира д’Амбера. Он был арестован по подозрению в нелегальном возвращении из эмиграции и подлежал смертной казни — таков был закон Республики в отношении всех дворянских эмигрантов. Маркиз в эмиграцию не уходил и пытался тщетно доказать это, но никто его не слушал. Бернадот обратился к Баррасу с просьбой освободить бедного полковника, но тот, не возражая против того, чтобы отпустить д’Амбера на свободу, ссылался на то, что дело его находилось в ведении другого директора — Мерлинда Дуаи (Merlinde Douai), а тот настаивал на выполнении буквы закона. Бернадот предложил маркизу единственный выход: совершить побег по пути из тюрьмы в трибунал, но тот от него гордо отказался. И вскоре был расстрелян...

Лето 1798 года прошло в интенсивных ухаживаниях за 20-летней дочерью богатого марсельского купца Франсуа Клари, торговавшего шёлкомыми тканями и мылом, и его супруги Франсуаз-Роз, урождённой Сони. Ф. Клари умер в январе 1794 года, а в августе того же года довольно удачно вышла замуж его первая дочь Жюли: её мужем оказался старший брат Наполеона Жозеф, фактически спасший всю семью Клари от революционного террора.

Жозеф Бонапарт (1768—1844), как пишет Венкер-Вильдберг, человек «безобидный, добродушный, с посредственным характером, лишённый военного тщеславия»48, благодаря связям (младший Робеспьер, Саличетти, Рикорд) выдвинулся в первые ряды «революционеров» и приехал в Марсель в качестве военного комиссара Республики наводить «революционный» характер. Как и все «новые» люди, он употребил свою власть в целях личного обогащения и скоро превратился в одного из самых богатых людей Франции. Он буквально «вытащил» свою семью из нищеты и в определённой степени проложил дорогу для карьеры младшим братьям: Наполеону (1769—1821) и Люсьену (1775—1840)49. Бернадот познакомился с Жозефом в Италии, после того как тот, посол Республики в Папской области, т.е. Риме, спасаясь от восставших его жителей, бежал под крыло французской армии в Милане.

Предмет обожания Бернадота носил божественное имя Дезире, Жан Батист познакомился с ней в доме у Жозефа, который с этого времени станет исполнять роль ангела-хранителя и для него. Младшая Клари была красива и обаятельна, и у неё имелось неплохое приданое. Несмотря на свою молодость, младшая Клари позади уже имела один пылкий роман и одно неудавшееся замужество50.

Когда Бернадот встретился с Дезире в доме у Жозефа Бонапарта, ему было 35, а Дезире — 21 год. А. Палмер пишет, что Дезире в духе своего времени считала себя фатальной женщиной, которая, встретив своего спутника жизни, непременно героя, должна была стать его верной львицей. Выглядела Дезире далеко не львицей, а скорее хорошенькой болонкой, но лучшего героя, чем Жан Батист, пожалуй, ей было не сыскать во всей Франции. Один из современников написал о невесте Бернадота такие слова: «Полученный в дар от родителей ум, соединённый с большим тактом и неизменной добротой и мягкостью, сделали её предметом обожания и уважения всех, кто имел счастье приблизиться к ней ». «Приблизившийся » к ней 35-летний Бернадот во всех отношениях был привлекательной партией, и Дезире без колебаний приняла сделанное генералом предложение.