Напоминать Франко об этом не было надобности. Он отлично знал, что за попытку похищения полагается десять лет... Он боялся, но не хотел этого показать.

— Садитесь в седло!

— Какой выкуп ты потребуешь?

— Я потребую столько, сколько понадобится мне и моему брату на дорогу до Америки. В Палермо сказали, что восьми тысяч лир хватит.

— Какая ничтожная сумма! Наверное, мне следует оскорбиться... А что вы с Витторио будете делать в Америке? Вы оба неграмотны, чем же вы собираетесь там заняться? Возможно, Америка кажется тебе раем, но, как я слышала, там не очень радушно встречают иммигрантов, особенно итальянцев. Знаешь, американцы называют нас «вопс»[7].

Лицо Франко приняло озадаченное выражение.

— «Вопс»? Что это значит?

— Боюсь, это не очень лестное прозвище. А теперь убери пистолет, чтобы не выстрелить случайно, и забудь о похищении.

— Почему? — спросил он воинственно.

— Во-первых, потому, что тебе страшно гораздо больше, чем мне.

— Неправда! — соврал он.

— А во-вторых, я запрещаю тебе похищать себя. Помоги мне сесть на лошадь — хочу закончить прогулку. Сопровождать меня не надо.

Она подошла к лошади, и Франко понял, что посрамлен. Духу у него хватило только на то, чтобы показать Сильвии пистолет, но ее царственное спокойствие, не говоря уже о насмешке, лишило молодого человека остатков смелости. Внезапно из похитителя он снова превратился в садовника Франко, невежественного крестьянина, парию, ублюдка, сына шлюхи и безумного от любви сборщика апельсинов.

Сильвия смотрела на него, ожидая, что он поможет ей сесть в седло. Он положил украденный в Палермо пистолет в карман, подошел к ней и подставил ладони так, чтобы княгиня могла на них ступить.

Взобравшись на лошадь, Сильвия взглянула на Франко, а он на нее. «Будь ты проклята, — думал он, — такая прекрасная и такая далекая». Ему пришло в голову, что еще можно попытаться забрать часы у дона Джанмарии, краденые, как и пистолет, и за обе эти вещи выручить сотен пятнадцать в закладной лавке.

— Мы сделаем вид, что ничего не случилось, — сказала Сильвия. — Это было глупо с твоей стороны. Разве ты глупец?

— Нет, — сказал он с вызовом. Он не считал себя глупцом.

— После обеда зайди ко мне в библиотеку, и мы это проверим.

Она хлестнула лошадь кнутом по крупу и галопом поскакала прочь. Франко Спада проследил взглядом, как всадница, поднимая тучу пыли, исчезла вдали. Он чувствовал себя полным дураком.

Куда делись его смелость и мужество? Почему он не завершил задуманное? Она всего лишь женщина! Он должен был ударить ее, но ей удалось его остановить одним взглядом, смешком!

Ненавидя себя, Франко пошел в сторону виллы дель Аква. «Интересно, зачем она хочет видеть меня после обеда?» — размышлял он. Он также думал о том, что из всех женщин, к которым он вожделел и которыми обладал, ни одна не была так желанна, как княгиня, но шансов добиться ее любви столько же, сколько уехать в Америку.

То есть никаких.

— Он пытался тебя похитить? — воскликнула Элис Декстер. Молодые женщины находились в библиотеке, высокие стены которой покрывали стеллажи с сотнями книг в кожаных переплетах. — Ты испугалась?

— Нет, — ответила стоявшая у окна княгиня не вполне искренне, потому что вначале она немного испугалась Франко. Хотя, как она почувствовала, молодой человек нервничал, в его взгляде читалась решимость, в глазах пламенела ярость. Ощутила ли Сильвия еще что-то, когда встретилась с этим прекрасным юношей? Не вызвал ли он в ее душе каких-то чувственных переживаний? Эти вопросы волновали княгиню, и она вновь и вновь мысленно возвращалась к ним.

— Но зачем Франко понадобилось тебя похищать? — продолжала Элис.

— Чтобы достать денег, конечно. Я его ни в чем не виню, ведь он нищий. К тому же у него, как и у всех здесь, нет надежды на будущее. По крайней мере Франко оказался на что-то способен, попытался как-то действовать.

Чувственные переживания... Почему Сильвия старалась, пусть и не слишком, но все же старалась во время прогулок по парку избегать встреч с садовником? Потому, что в отличие от сдержанных ласк Джанкарло красота Франко Спада возбуждала молодую женщину.

Сильвия обернулась к Элис.

— Мы не достаточно долго знаем друг друга, — сказала она. — По-моему, ты считаешь меня довольно легкомысленной женщиной, и, наверное, не без основания. Но есть одна вещь, к которой я отношусь очень серьезно, — это Италия. Я большая патриотка.

— Я тоже люблю свою страну, — отозвалась Элис.

— Но Америка очень молода, Италия же страна древняя, хотя с политической точки зрения мы самое молодое государство в Европе. Не думай, что мне не известно, какого мнения о нас иностранцы. Италию считают страной макарон и пиццы, оперы и вендетты, и по праву, ведь стереотипы всегда строятся на реальной основе. Европа смеется над нами, и мы действительно смешны, когда пытаемся стать великой державой, имея всего двадцать лет от роду. Но мой отец отдал жизнь за то, чтобы Италия стала такой, как он мечтал, и мне тоже следует что-нибудь сделать ради этого.