Она приподнялась, вцепилась в мою руку:

— Чезаре, простите меня. Вы правы… я проявила слабость. Но я стану сильнее. Больше я не подведу вас.

— Да, — согласился я. — Больше такого не случится.

— Прошу, пожалуйста, — взмолилась она.

В ее голосе — панический страх. Неужели она прочла мои мысли?

— Пожалуйста, Чезаре, — повторила она уже более спокойным тоном. — Дайте мне еще один шанс. Я же раздобыла полезные сведения.

Это верно. Способности у нее есть. Но могу ли я теперь доверять ей? Возможно, стоит использовать ее, но по-другому. Сейчас Макиавелли известно, кто она такая, и я могу использовать ее, чтобы надавить на него. Или подкупить флорентийского посланника.

— И как он теперь к вам относится?

— Он влюблен в меня.

— После того, в чем вы признались ему? Он же не дурак.

— Он — человек.

— В отличие от меня, вы имеете в виду?

— Да. В отличие от вас.

— Мне нужно, чтобы вы вновь встретились с ним, — сказал я. — Договоритесь о новом свидании.

— Но теперь он знает, что я…

— Вы будете выразителем моих интересов. Попытаемся соблазнить его щедрым вознаграждением. Вы будете пугать его страшным наказанием. Но отныне будете ТОЧНО исполнять мои приказы. Поняли?

— Да, — оживленно ответила она. — Я всецело к вашим услугам. — Но ее тон говорил: «Только, умоляю, не убивайте меня».

Я установлю за ней слежку. Мои шпионы будут следить Друг за другом. У стен есть уши, у замочных скважин — глаза. Я не буду убивать ее. Пока не буду. Будет дура Богу молиться… может, сама лоб расшибет.

Она прошептала мое имя. Дыхание скверное, теплая плоть.

— Пожалуйста, может, мы…

Я ласкал ее горло. Ласкал груди. Поглаживал ее лоно. Потом перевернул — и овладел ею через задний проход. Я терзал ее плоть, не обращая внимания на крики. И прекратил только тогда, когда она начала истекать кровью.

Все закончилось ее слезами.

— Смотрите ж, не подведите меня еще раз, — прошептал я ей на ухо, — иначе я подведу вас под монастырь.

Я знал, что моя самоотверженность в Кальмаццо завершится страданиями, но не представлял, какие это будут долгие и тяжкие мучения. Прошло уже десять дней с той блестящей победы, а приступы жестокой лихорадки по-прежнему терзали меня, не давая подняться с кровати и наполняя мои бредовые сны сценами разорения и кровавой расправы. Мне виделось, как открывается полог моей кровати и на меня, размахивая мечами, набрасываются солдаты. Мне виделось, что ободранные и окровавленные тела моих детей свалены в кучу, словно туши в лавке мясника. Мне виделось, как Борджиа насилует мою жену. Я чувствовал, как удавка Микелотто затягивается на моем горле.

Я опять проснулся в ужасе от собственного крика и медленно успокоился, с трудом отдышавшись. Отдернул занавес кроватного полога. В окна сочился серый дневной свет. Я весь покрылся испариной, но боль утихла — на время. Призвав слуг, я отправил их за секретарем.

— Мой господин, — сказал он, — какая радость видеть, что вы выглядите значительно лучше. У вас хватит сил принять посетителей?

— Смотря каких.

— Утром прибыл дон Паоло Орсини. Он хотел срочно поговорить с вами.

Я скривился от отвращения. Хотя он мог привезти важные новости.

— Ладно, пришлите его, — согласился я.

Вошедший Донна Паоло сделал вид, что озабочен моим здоровьем. Хотя, по-моему, сам выглядел достаточно тошнотворно. И самодовольно. Интересно, что еще за пакость он придумал?

— Давайте, выкладывайте поживее, — сказал я. — С чем пожаловали?

В глазах его вспыхнул огонек ненависти. Тут же погасив его, Паоло улыбнулся.

— Мне нужно показать вам кое-что. — Он достал из кармана какие-то сложенные бумаги и вручил их мне.

Прочитав первую пару строк, я понял, что это такое.

— Предатель! — взревел я, ринувшись к нему. Но ловкий мерзавец уклонился от моего захвата, а я зашелся кашлем. В груди такая боль, словно ее набили острыми стеклянными осколками. Я не смог сдержать стон.

— Вам следует прочесть договор до конца, — прошепелявил он. — Он предложил мне весьма щедрые условия. И вам может перепасть нечто подобное… если вы согласитесь на мир.

— Если бы вы проявили побольше мужества, мы еще могли бы его победить.