Шрифт:
Он видел много полей после горячих битв.
Он остановился.
Поле все сплошь гудело стоном и плачем. И над всем этим тихо поднимался розовый — не от крови ль? — туман.
Боброк снова засунул за пояс кубок и повернул коня в сторону, туда, где его воины разжигали костры.
Сорок девятая глава
КАФА
Мамай успел перейти Красивую Мечу на Гусином Броде, времени останавливаться здесь у него не было.
Его охватил страх, что кто-нибудь из воинов выдаст его, чтоб услужить Дмитрию. Он отделился от всех и с Бернабой и семерыми из мурз кинулся к Рясскому полю.
Бернаба предложил укрыться в Рязани.
— Ты не знаешь Олега! — ответил Мамай.
О, Олег рад бы был отдать Мамая Москве — это был бы верный дар, от которого Дмитрий не отказался б. Но Олег теперь сам вместе с Ягайлой бежал к Одоеву. Следом за Олегом из Рязани бежала и Евфросинья с Федором и со всей родней. Олег обещал ждать их в Белеве. Олег рассудил, что, будь он на месте Дмитрия, непременно бы спалил Рязань!
На закате второго дня хан решился сойти с седла, притаился в густом кустарнике, опасаясь зажечь огонь. Кони дышали тяжело. Ноги их дрожали, жилы вздулись, по мокрым мослакам сочилась кровь.
Вдруг беглецы насторожились и снова кинулись в седла. Не щадя плетей, помчались вдоль Дона вниз: они явственно различили храп, и ржанье, и топот погони. И худо было, что Бернабов конь откликнулся ржаньем на ржанье.
Но едва остановились снова, как хруст разрываемого кустарника, топот и конский визг вновь обнаружили близкую наступающую погоню. Поскакали, меняя дороги, делая петли в перелесках, в оврагах, в лесных ручьях и реках.
Наконец силы иссякли. Старый мурза Турган, потомок Чингиза, замертво свалился в траву. Поднимать не стали, стремясь уйти подальше, запутать следы.
Но словно лесные нечистые силы подсказывали врагу места, в которых пытался передохнуть обессилевший, ошалелый хан. Едва останавливались, снова возникал топот погони.
— Кони дальше не понесут нас! — крикнул Бернаба.
— Бежимте! — позвал Мамай, кидаясь в кустарники. Но добежать они не успели: их окружили топоты, и ржанье, и визг.
Хан растерянно остановился — оказалось: три дня они убегали от своих, татарских лошадей, сбежавших вслед за ними с Куликова поля. Оседланные, уцелевшие в битве, лошади теперь гнались за своими товарищами, с которыми вместе паслись.
Тогда закололи одного из коней, развели огонь и впервые за эти дни поели печеного мяса. А впереди еще была длинная безлюдная степь.
Много дней спустя, пешие, грязные, в рваных халатах, растеряв пояса и тюбетеи, они подошли к Сараю.
Возможно ли было хану в таком виде возвращаться из похода? Решили дождаться вечера и, пользуясь ранней осенней темнотой, незаметно пройти в город.
— Нас примут за бухарских дервишей, и как-нибудь мы пройдем.
Они издалека обошли городские стены и добрались до кладбища. Здесь и решили переждать. Их поразило обилие свежих могил; вся восточная сторона кладбища, ближняя к городу, завалена была свежей землей, насыпанной кое-как.
Мамай послал одного из мура.
— Ты так изменился в лице, так стал смугл, и лохмат, и грязен, тебя да будет к тебе милость аллаха! — никто не узнает. Ступай узнай — что там?
Мурза ушел. Его ждали долгий час, но так и не дождались.
Мамай послал в город другого мурзу. Но и этот не вернулся.
Тогда, едва солнце двинулось к земле, пошел сам.
В воротах его не окликнули, и не задержали, и даже не взглянули ни на него, ни на его спутников. Но за спиной хан услышал насмешливый ленивый голос стража:
— Видно, это тоже Мамаевы?
Хан не посмел оглянуться: что случилось? Здесь уже знают? А если знают, почему не кидаются помочь усталым воинам?
Он дошел до своего маленького дома, где таил сокровища. Слушая, тихо ли на дворе, он взял в руку медный кованый молоток, подвешенный к чинаровым воротам, и долго стоял тут вдвоем с Бернабой, не решаясь постучать.
В Орде лишь один Бернаба знал этот дом. Мамай, свергнувший многих ханов, тайно построил его в тени городских стен, невдалеке от базарных ворот, чтоб укрыться здесь, если кто-нибудь вздумает свергнуть его.
Конюх, открывший калитку, отшатнулся: он не узнал бы хана, если б, как всегда, не стоял позади Мамая Бернаба.
Они вошли и крепко заперлись…
Конюх рассказал, что, когда хан вывел все войска на Русь и когда войска отошли столь далеко, что уже не могли немедленно вернуться, к Сараю подошел Заяицкий хан Тохтамыш, взял беззащитный город, захватил много станов и юрт, вырезал, для острастки, Мамаевых друзей и ныне правит Золотою Ордой.
«Где же мне ваять сил, чтобы выбить его отсюда?» — задумался Мамай.