Его отожгло, как отёклую тыкву.Он прыгнул с гряды на ограду. Он в рытвине.Он сорван был битвой и, битвой подхлестнутый,Как шар, откатился в канаву с откосаСквозь сосны, сквозь дыры заборов безгвоздых,Сквозь доски, сквозь десны безносых трущоб.Прислушайся к гулу раздолий неезженых,Прислушайся к бешеной их перебежке.Расскальзывающаяся артиллерияТарелями ластится к отзывам ветра.К кому присоседиться, верстами меряя,Слова гололедицы, мглы и лафетов?И сказка ползет, и клочки околесицы,Мелькая бинтами в желтке ксероформа,Уносятся с поезда в поле. УносятсяПлатформами по снегу в ночь к семафорам.Сопят тормоза санитарного поезда.И снится, и снится Небесному Постнику...<1914, 1928>
ВОЗМОЖНОСТЬ
В девять, по левой, как выйти со Страстного,На сырых фасадах – ни единой вывески.Солидные предприятья, но улица – из снов ведь!Щиты мешают спать, и их велели вынести.Суконщики, С. Я., то есть сыновья суконщиков(Форточки наглухо, конторщики в отлучке).Спит, как убитая, Тверская, только кончикСна высвобождая, точно ручку.К ней-то и прикладывается памятник Пушкину,И дело начинает пахнуть дуэлью,Когда какой-то из новых воздушныйПоцелуй ей шлет, легко взмахнув метелью.Во-первых, он помнит, как началось бессмертьеТотчас по возвращеньи с дуэли, дома,И трудно отвыкнуть. И во-вторых, и в-третьих,Она из Гончаровых, их общая знакомая!<1914>
ДЕСЯТИЛЕТЬЕ ПРЕСНИ(Отрывок)
Усыпляя, влачась и сплющиваяПлащи тополей и стоков,Тревога подула с грядущего,Как с юга дует сирокко.Швыряя шафранные факелыС дворцовых пьедесталов,Она горящею паклеюСедое ненастье хлестала.Тому грядущему, быть емуИли не быть ему?Но медных макбетовых ведьм в дымуВидимо-невидимо.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .Глушь доводила до бесчувствияДворы, дворы, дворы... И с них,С их глухоты – с их захолустья,Завязывалась ночь портних(Иных и настоящих), прачекИ спертых воплей караул,Когда – с Канатчиковой дачиДекабрь веревки вил, канатчик,Из тел, и руки в дуги гнул,Середь двора; когда посулСвобод прошел, и в стане стачекСтоял годами говор дул.Снег тек с расстегнутых енотов,С подмокших, слипшихся лисицНа лед оконных переплетовИ часто на плечи жилиц.Тупик, спускаясь, вел к реке,И часто на одном конькеК реке спускался вне себяОт счастья, что и он, дробяКавалерийским следом лед,Как парные коньки, несетК реке, – счастливый карапуз,Счастливый тем, что лоск рейтузПриводит в ужас все вокруг,Что всё – таинственность, испугИ сокровенье, – и что там,На старом месте, старый шрамНоябрьских туч; что, приложивК устам свой палец, полужив,Стоит знакомый небосклон,И тем, что за ночь вырос он.В те дни, как от побоев слабый,Пал на землю тупик. Исчез,Сумел исчезнуть от масштабаРазбастовавшихся небес.Стояли тучи под ружьемИ, как в казармах батальоны,Команды ждали. НипочемСтесненной стуже были стоны.Любила снег ласкать пальба,И улицы обыкновенноНевинны были, как мольба,Как святость – неприкосновенны.Кавалерийские следыДробили льды. И эти льдыПерестилались снежным слоем,И вечной памятью героямСтоял декабрь. Ряды окон,Не освещенных в поздний час,Имели вид сплошных попонС прорезами для конских глаз.1915, 1928
ПЕТЕРБУРГ
Как в пулю сажают вторую пулюИли бьют на пари по свечке,Так этот раскат берегов и улицПетром разряжён без осечки.О, как он велик был! Как сеткой конвульсийПокрылись железные щеки,Когда на Петровы глаза навернулись,Слезя их, заливы в осоке!И к горлу балтийские волны, как комьяТоски, подкатили; когда имЗабвенье владело; когда он знакомилС империей царство, край – с краем.Нет времени у вдохновенья. Болото,Земля ли, иль море, иль лужа, —Мне здесь сновиденье явилось, и счетыСведу с ним сейчас же и тут же.Он тучами был, как делами, завален.В ненастья натянутый парусЧертежной щетиною ста готоваленВрезалася царская ярость.В дверях, над Невой, на часах, гайдуками,Века пожирая, стоялиШпалеры бессонниц в горячечном гамеРубанков, снастей и пищалей.И знали: не будет приема. Ни мамок,Ни дядек, ни бар, ни холопей,Пока у него на чертежный подрамокНадеты таежные топи.Волны толкутся. Мостки для ходьбы.Облачно. Небо над буем, залитымМутью, мешает с толченым графитомУзких свистков паровые клубы.Пасмурный день растерял катера.Снасти крепки, как раскуренный кнастер.Дегтем и доками пахнет ненастьеИ огурцами – баркасов кора.С мартовской тучи летят парусаНаоткось, мокрыми хлопьями в слякоть,Тают в каналах балтийского шлака,Тлеют по черным следам колеса.Облачно. Щелкает лодочный блок.Пристани бьют в ледяные ладоши.Гулко булыжник обрушивши, лошадьГлухо въезжает на мокрый песок.Чертежный рейсфедерВсадника медногоОт всадника – ветерМорей унаследовал.
