Свою долю ответственности несут руководители Южной Кореи и США, их союзники. Они, во всяком случае, допустили эту войну.

Сталин тоже допустил эту войну. Вина за это лежит и на нем.

Что же касается Мао Цзэдуна и Ким Ир Сена, то эти два политика несут главную ответственность, так как они были, хотя и в разной степени, инициаторами этой войны.

После того как армии обеих сторон на Корейском полуострове перешли к стратегическому противостоянию вдоль 38-й параллели, США обратились к Сталину с просьбой, чтобы он выступил в качестве посредника и оказал США помощь, передав КНР и КНДР, что США готовы немедленно прекратить огонь, остановить военные действия и затем начать переговоры о мире. Такая ситуация сложилась уже к апрелю 1951 года. Иными словами, активные военные действия в ходе корейской войны продолжались менее года.

Итак, весьма характерно, что именно Сталин оказался в 1951 году в роли посредника между Мао Цзэдуном (и Ким Ир Сеном), с одной стороны, и Вашингтоном, с другой стороны.

Получив послание американцев, Сталин немедленно передал его Мао Цзэдуну, сопроводив своими соображениями и предложениями. По мнению Сталина, к этому документу следовало относиться как к важным размышлениям США в стратегическом плане; в то же время Сталин полагал, что предложение американской стороны свидетельствовало о том, что Вашингтон испытывал озабоченность в связи с перспективами войны.

Оказывалось, что ни Москва, ни Вашингтон, в общем-то, либо с самого начала, либо, по крайней мере, спустя несколько месяцев после начала конфликта на Корейском полуострове не были намерены поддерживать огонь этой войны.

В мае 1951 года Мао Цзэдун направил указание в Корею главнокомандующему войск и КНР, и КНДР Пэн Дэхуаю (и в копии Сталину). В нем говорилось: «...В настоящее время на передовой линии мы имеем 8 корпусов. Если каждый корпус уничтожит по 1 батальону, то всего противник потеряет восемь регулярных батальонов. Этим самым противнику будет нанесен сильный удар. Если каждый корпус уничтожит по 2 батальона, то это уже 16 батальонов.

...Ставить задачу в каждой операции уничтожить по одному батальону. В ходе 3-4 операций будет уничтожаться по 4 батальона регулярных войск, что приведет к понижению духа и поколеблет самоуверенность противника»...

По мнению русского военного историка Д. А. Волкогонова, Сталин с большим скепсисом прочел эту «арифметическую стратегию» и ответил, но... столь же примитивно и поверхностно. «Мне кажется, это план рискованный. Один-два раза можно. Но этот план англо-американцы легко разгадают... Вы имеете дело не с войсками Чан Кайши»... [417]

К этому можно добавить, что Сталин в данном случае также как бы приспосабливался к уровню стратегического мышления Мао Цзэдуна, намеренно снижался до него. Вообще же это еще один пример расхождений между Сталиным и Мао Цзэдуном в вопросах, касавшихся войны.

Получив сообщение Сталина, Мао Цзэдун и Ким Ир Сен в начале июня 1951 года собрались в Пекине, чтобы обсудить реакцию на предложения из Вашингтона. Прежде всего было решено в ближайшие два месяца не вести никаких масштабных боевых действий.

Было также принято решение направить в Москву к Сталину Ким Ир Сена в сопровождении Гао Гана (представляется характерным, что Мао Цзэдун не допустил встречи Сталина с Пэн Дэхуаем, очевидно, не желая, чтобы вследствие такой встречи углубилось бы и влияние Сталина на Пэн Дэхуая, и их взаимное уважение, и, что вполне вероятно, авторитет Пэн Дэхуая в КПК — КНР). Предполагалось обсудить вопросы, касавшиеся прекращения огня в Корее. Делегации из КНР и КНДР прибыли в Москву в середине июня 1951 года.

Сталин незамедлительно принял Ким Ир Сена и Гао Гана. Прежде всего, он уточнил ситуацию на фронте, поинтересовавшись рядом вопросов:

(1) Каково реальное положение на фронте; продолжаются ли боевые действия? (2) Что можно было бы сказать, сравнивая позиции, которые занимают в Корее северяне и южане; могут ли военные силы китайцев и корейцев удержать занимаемые позиции и не дрогнут ли они? (3) Каков потенциал и возможности для контрнаступления у противника? Если противник начнет контрнаступление, окажется ли возможным сдержать его? Одним словом, находятся ли силы китайцев и корейцев в данный момент в благоприятном положении или нет? Наконец, Сталин поставил следующий вопрос: что лучше — немедленно прекратить огонь, начать перемирие или предпочтительнее еще продолжить в течение некоторого времени боевые действия, изменить в свою пользу линию фронта, а затем уже переходить к переговорам о перемирии?

В то время китайская и корейская стороны еще не различали такие термины, как прекращение огня, перемирие, мирное разрешение вопроса, передышка в ходе военных действий, мирная договоренность. Пока обо всем этом у корейцев и китайцев было смутное представление.

Сталин в этой связи сказал:

«Мы должны четко определить понятия, о которых мы советуемся с вами, то есть нам необходимо уточнить терминологию. В противном случае, если в ходе переговоров вы будете пользоваться разными терминами, может возникнуть неясность. Вам будет удобнее вести переговоры с партнером только тогда, когда вы четко определите термины».