Мао Цзэдун в ответ заметил: «Вот и вы говорите о вашем опыте, о тех знаниях, которые приходят в результате обобщения опыта». [286]

Мао Цзэдун говорил так потому, что до этого в ходе разговора, когда Сталин фактически хотел выяснить, является ли Мао Цзэдун марксистом, исходит ли он из основных положений марксистско-ленинской теории в своей деятельности, Мао Цзэдун разъяснял, что его марксистские позиции и его действия рождались в результате обобщения своего собственного практического опыта.

Во время очередного застолья у Сталина в честь Мао Цзэдуна гость пространно излагал историю своей борьбы за победу в Китае.

Вообще говоря, ситуация приобрела несколько странный, с точки зрения Сталина, характер. Руководитель Компартии Китая и новообразованного китайского государства Мао Цзэдун впервые приехал в Москву, а деловая часть визита не начиналась. Мао Цзэдун навязывал свой стиль общения, он решительно отказывался от того, что представлялось Сталину привычным, имея в виду опыт конференций «большой тройки» во время Второй мировой войны, то есть от дискуссий за круглым столом по существу вопросов и от принятия в этой связи принципиальных решений.

Мао Цзэдун не привез с собой ни видных партийных и государственных деятелей, ни экспертов, а приходил к Сталину только с переводчиком. Ведение переговоров явно откладывалось до прибытия в Москву Чжоу Эньлая. Сталину пришлось мириться с этим. Однако он не терял времени даром и приемы в честь Мао Цзэдуна стремился превратить в инструмент изучения личности своего гостя.

Мао Цзэдун любил вещать во время такого рода застолий. Он привык, чтобы такого рода собрания превращались в действо, где говорит практически только один или по преимуществу один оратор, то есть он сам. Вероятно, Мао Цзэдун полагал, что своими пространными речами он сумеет побудить Сталина считаться с собой.

Сталин же имел привычку в необходимых случаях внимательно и долго слушать собеседников. Он был чрезвычайно терпелив, никогда не прерывал разглагольствования Мао Цзэдуна. Более того, несмотря на то, что по ряду вопросов в истории у Сталина и Мао Цзэдуна были различные взгляды на то, как следовало вести борьбу за победу компартии в Китае и вообще дела в Китае, теперь, принимая Мао Цзэдуна в Москве, Сталин ни разу не позволил себе перевести выступления Мао Цзэдуна в дискуссию, не обострял вопросы и не вступал в спор. Он внимательно слушал, стремясь в результате извлечь для себя пользу из рассуждений Мао Цзэдуна, изучить собеседника, чтобы затем в практической деятельности использовать результаты такого изучения в своих интересах. Более того, Сталин, соглашаясь на форму общения, предложенную Мао Цзэдуном, соблюдая эти «китайские церемонии», упорно готовился к решению вопросов по существу в ходе предстоявших переговоров, в том числе и с учетом того, что вытекало, с точки зрения Сталина, из длинных рассказов Мао Цзэдуна за обеденным столом.

Одним словом, неожиданно для себя Мао Цзэдун нашел в Сталине терпеливого и внимательного слушателя, который никогда не перебивал его.

При этом Сталин действительно самым внимательным образом вслушивался в слова Мао Цзэдуна.

Мао Цзэдун, рассказывая о том, как его армию окружил противник и она попала в трудное положение, придал большое значение тому, какой именно приказ он отдал, какими словами был выражен этот приказ. Мао Цзэдун сказал, что его приказ звучал следующим образом: «Не страшиться трудностей и опасностей, с отвагой и готовностью идти на смерть, не бояться ее и смотреть ей в глаза, считая, что смерть — это лишь окончание борьбы на жизненном пути на Земле, только возвращение на Небо». [287] При этом Мао Цзэдун употребил выражения, которые трудно было понять на слух; они были взяты из высказываний знаменитого полководца Юе Фэя, который жил в эпоху Сун, то есть несколько столетий тому назад.

Сталинский переводчики. Т. Федоренко, вполне естественно, не мог сразу и на слух понять слова из древнего китайского письменного языка, да еще и в трудном для понимания не только иностранцами, но и китайцами, если это только не земляки Мао Цзэдуна, его хунаньском произношении. Поэтому Н. Т. Федоренко попросил Мао Цзэдуна написать иероглифами эти слова. Мао Цзэдун написал и начал подробно разъяснять, что означает это выражение.

Сталин не понимал по-китайски. Увидев, что его переводчик и Мао Цзэдун что-то пишут и переговариваются между собой, а ему ничего не переводится, Сталин тут же, в силу своей подозрительности, сказал Н. Т. Федоренко: «Ну, что там у вас? Вы что, полагаете, что будете здесь долго секретничать?»

По свидетельству китайского переводчика Ши Чжэ, Н. Т. Федоренко мгновенно побледнел от страха и запинаясь сказал: «Нет... Нет... Иосиф Виссарионович, у меня возникли трудности с переводом этого слова».

«Но ваши трудности что-то очень затянулись!» Своим пронзительным взглядом Сталин буквально пригвоздил переводчика к месту. Тот просто смешался и не знал, что делать. После тяжелой паузы Сталин сказал: «Переведите по смыслу буквально!»

Н. Т. Федоренко снова попросил Мао Цзэдуна разъяснить это высказывание Юе Фэя и изложил Сталину смысл этих слов. Только тут Сталин смягчился и кивнул.

Сталин сказал Мао Цзэдуну о Юе Фэе: «Это был поистине талантливый полководец, который проявил дух бесстрашия, а также выдающийся ум и талант!»

Мао Цзэдун любил философствовать и писать стихи. Сталин считал себя авторитетом в области языкознания. В ходе беседы они коснулись и связи языка и мышления.

Сталин подробно разъяснил Мао Цзэдуну свои взгляды, изложенные в его работе по вопросам языкознания. А затем спросил Мао Цзэдуна: «Я полагаю, что язык, будучи орудием выражения мыслей, не носит классового характера. А как вы думаете, господин Мао Цзэдун?»