Архитекторы-конструктивисты активно участвовали в конкурсах на планировку новых соцгородов — Кузнецка, Магнитогорска, Донецка и многих других. Проектируя новостройки, они стремились соблюдать все санитарно-гигиенические требования расселения и благоустройства, особое внимание обращая на озеленение территории и рациональное размещение квартир. Однако часто при этом предавались забвению задачи художественной выразительности как отдельных сооружений, так и целых комплексов: преобладала однообразная строчная застройка. Схематизм планировки, аскетизм и однотипность зданий придавали облику новых поселков неприглядный, однообразно-унылый характер. Примеры такой убогой «коробочной» архитектуры и сейчас можно встретить во многих городах и районах, построенных в начале 30-х гг. Из этой архитектуры ушли человеческая теплота, эмоция, эстетическое начало.

На рубеже 20 — 30-х гг., в связи с невиданным размахом строительства Первой пятилетки, шли горячие споры о характере будущих социалистических городов. В этом вопросе наметились две крайности: одни стояли за строительство только крупных городов, состоящих из гигантских домов-коммун, другие предлагали систему расселения в виде обособленных друг от друга семейных коттеджей, расположенных вдоль автомобильных дорог. Правда, уже тогда наиболее дальновидные деятели архитектуры, например Н. А. Малютин, отвергая утопические крайности, подчеркивали важность, необходимость всестороннего учета предпосылок социалистического расселения, и в первую очередь производственно-хозяйственных факторов развития городов.

Ошибочность и утопичность позиций как урбанистов, так и дезурбанистов состояла в том, что они не принимали в расчет реальных условий переходного периода и потому не могли ответить на действительно насущные проблемы архитектуры тех лет. Вот почему так своевременна была критика ошибочных тенденций в постановлениях Пленумов ЦК партии «О работе по перестройке быта» (1930) и «О московском городском хозяйстве и развитии городского хозяйства СССР» (1931). В постановлении ЦК партии 1930 г. говорилось: «Проведение этих вредных, утопических начинаний, не учитывающих материальных ресурсов страны и степени подготовленности населения, привело бы к... жестокой дискредитации самой идеи социалистического переустройства быта» («Партийное строительство», 1930, № 11 — 12, стр. 86.). Решением Пленума 1931 г. в связи с директивами по реконструкции Москвы предусматривалось расширение жилищного строительства, причем большое внимание было обращено на повышение художественной выразительности архитектурных ансамблей.

Успехи социалистического строительства в СССР властно требовали своего художественного выражения в монументальных сооружениях, в архитектурном облике новых городов. Среди широкой советской общественности и многих архитекторов росла неудовлетворенность положением дел в архитектуре, возникало стремление найти иной курс, который лучше выражал бы социалистическое содержание эпохи и более соответствовал новому этапу в жизни страны. Назревали предпосылки для серьезного изменения стилевой направленности советской архитектуры.

Под воздействием этих факторов известные изменения претерпевали позиции даже таких убежденных конструктивистов, как братья Веснины и Гинзбург. В 1934 г. они писали: «Советская наша архитектура развилась в тот период, когда мы были бедны до крайности. На нашу долю выпало выковать язык новой архитектуры в то время, когда нам приходилось снижать стоимость каждого кубометра стройки. Теперь мы стали богаче, у нас стало больше возможностей, мы можем себе сейчас позволить отказ от аскетизма и гораздо более широкий размах. Вполне естественно, что наша палитра должна стать полноценной творческой палитрой».

В архитектуре люди справедливо хотели видеть не только удовлетворение сугубо практических нужд, но и художественное выражение новой эпохи, ее идеалов. Отсюда обостренный интерес к художественным, стилистическим сторонам архитектуры, к синтезу искусств и созданию целостных ансамблей. Эти обстоятельства способствовали тому, что со второй половины 30-х гг. возобладали классицистические тенденции. Многим казалось тогда, что такая направленность и есть истинное продолжение классических традиций мирового зодчества, что именно это поможет преодолеть ограниченные стороны конструктивизма. На деле же подобные тенденции подчас уводили советских архитекторов от ее главных социальных задач, толкали на ложный путь эклектики и украшательства.

Процесс этот впервые явственно сказался в итогах международного конкурса на проект Дворца Советов (1931 — 1933), в котором наряду с профессионалами приняли участие представители различных слоев населения. Всего было подано 272 проектных предложения, в том числе 24 проекта известнейших зарубежных архитекторов — В. Гропиуса, Ле Корбюзье, О. Перре, Э. Мендельсона и других. Несмотря на то, что ни один из представленных проектов не давал готового решения, три высшие награды получили авторы проектов, совершенно различных по своей стилевой направленности, — И.Жолтовский, Б.Иофан и американец Г.Гамильтон. В постановлении Совета строительства (1932) говорилось: «Не предрешая определенного стиля, Совет строительства считает, что поиски должны быть направлены к использованию как новых, так и лучших приемов классической архитектуры, одновременно опираясь на достижения современной архитектурно-строительной техники».

В этом постановлении, по существу, отвергались идеи функционально-конструктивистского направления с характерной для него свободной горизонтально-вытянутой композицией трансфорзшрующихся залов. Вместо этого предписывалось создание Дворца в виде «смелой высотной композиции», увенчанной «завершающим возглавленном». Отныне многие теоретики стали утверждать, что «в основу развития пролетарской архитектуры может и должна быть положена в первую очередь классическая архитектура». Последующие стадии проектирования Дворца Советов и утверждение окончательного проекта Бориса Михайловича Иофана (р. 1891), Владимира Алексеевича Щуко (1878 — 1939) и Владимира Георгиевича Гельфрейха (р. 1885) в виде трехсотметровой ступенчатой башни, увенчанной статуей Ленина, показывают, что возобладала линия на создание репрезентативной фасадной архитектуры. Сама идея этого проекта — превращение архитектуры в пьедестал для гигантской скульптуры — была глубоко ошибочна. Свойственные этому проекту гигантомания, помпезная монументальность, культ количественного, оторванность от реальных экономических и технических возможностей тех лет противоречили самой сущности социалистической архитектуры.