Так что, придется ждать появления контрабандистов. Если верить Нирване, они частенько заходили в прибрежные воды Йолы — не одни, так другие.

Последующие два дня были похожи на кошмар. Солнце пекло нещадно, даже в тени скал было нестерпимо жарко и душно, так что большую часть времени я проводил в море. Если провианта у меня еще оставалось на пару дней — есть в такое пекло совсем не хотелось, — то фляги пустели на глазах, и воду приходилось пить маленькими глотками. Обгоревшее лицо и шея пылали жаром, тело, покрытое налетом соли, чесалось. И лишь ночью, ближе к утру, когда жара постепенно спадала, наступало долгожданное облегчение. Но ненадолго. Уже через пару часов на горизонте появлялось все тоже, ставшее за эти дни ненавистным, раскаленное светило.

Люди появились неожиданно и совсем не с той стороны, откуда я их ожидал. Их было шестеро. Боэре. Заросшие, грязные, дикие. Трое из них целились в меня из луков, двое готовы были бросить копья. И лишь один стоял, скрестив на груди руки. Что ж, он мог себе это позволить, при такой-то поддержке.

Я как раз вылез из воды, чтобы промочить горло. Когда позади меня зашуршали камни, я схватил лук и стрелу и, оборачиваясь, натянул оружие до предела. А тут такая картина: один против шестерых… Хм… Расклад не в мою пользу. Но я упрямо натягивал лук, целясь в позировавшего передо мной боэре.

Осмотрев меня с ног до головы, он что-то сказал, и окружавшие его люди неохотно опустили оружие.

— Ты кто такой? — спросил он меня по-айленски, но с характерным боэрским акцентом.

— Ильс из Найрована, — представился я, ослабив натяжение лука и отведя его немного в сторону. — А вы?

— Мы те, кому не по нраву нынешняя власть.

Повстанцы.

Я так и понял.

Впрочем, они могли быть наемниками, охотниками за головами, вылавливавшими этих самых повстанцев.

Потом он поинтересовался причиной моего появления на Голодном мысу.

Немного подумав, я решил ничего не скрывать. Ну, почти ничего. Рассказал, что по делам прибыл в Джавге-Да-Зан. Потом решил вернуться домой, но потерял Иглу телепорта. Узнал, что йоланские корабли не выходят в море — расстроился. Добрые люди рассказали о контрабандистах, которые высаживаются на Голодном мысу, решил попытать счастья.

Пока я говорил, он кивал головой. Когда я замолчал, главарь обратился к своим товарищам по-боэрски. Они совещались спокойно, без лишних эмоций, то и дело посматривая на меня.

Поверили мне или нет — осталось тайной. Но, видать, решили, что я не представляю для них угрозы и позволили остаться. Контрабандисты должны были появиться ближе к вечеру.

Повстанцы расположились лагерем, соорудив нехитрый навес, под которым мы все вместе перекусили. О Найроване они меня почти не расспрашивали — до далекой северной страны им не было никакого дела. Зато их интересовали последние новости из Джавге-Да-Зана. Кушая мясо вперемешку с фруктами, я от третьего лица поведал им о недавних событиях. В общем-то, передал то, что услышал от купца по дороге в Эризан, не забыв упомянуть наполовину разрушенный дворец и добавив от себя еще парочку небылиц.

Мой рассказ вызвал воодушевление у повстанцев, убедив их в том, что император не такой уж недостижимый, как многие из них считают. Если двоим чужакам удалось проникнуть в святая святых, то повстанцам при поддержке гон-ге и вовсе сам Бог велел свергнуть узурпатора и вернуть Йолу к прежнему образу жизни.

Так, за непринужденной беседой мы просидели до вечера, когда на горизонте появился одинокий парус. Спустя час контрабандисты подошли к берегу так близко, насколько позволял рельеф морского дна. Корабль был небольшой, с высоко поднятыми изогнутыми носом и кормой. На мачте, стоявшей в центре палубы, трепетал на ветру прямоугольный парус. Ни надстроек, ни трюма у этого судна не было.

Обе стороны обменялись условными сигналами, и с корабля спустили на воду шлюпку, в которую тут же принялись сбрасывать тюки, корзины и бочки. Спустя еще полчаса лодка отчалила от борта и взяла курс на северную оконечность Голодного мыса.

Приблизиться вплотную к берегу ей не удалось, так что разгружать лодку пришлось, заходя по пояс в воду.

Пока повстанцы перетаскивали груз на берег, я познакомился с одним из контрабандистов.

Это был типичный джугги — небольшого роста, но коренастый, загорелый, но не настолько смуглый, как боэре. Больше всего они походили на греков — черноволосые, курчавые, с прямыми носами. Язык у них был мелодичный, мягкий, но такой же непонятный, как и боэрский. К счастью, мой собеседник прекрасно говорил по-айленски.

Он был не против взять меня на борт и довести до противоположного берега. И плата за переезд была приемлемая. Оттуда я мог направиться хоть в Колом, хоть в Одосан. Но вот дальше… Дальше в засаде прятался все тот же песец, который преследовал меня уже не первый день. Он шел по моим следам и набрасывался в самый неподходящий момент.

Дело в том, что портальные площадки перестали функционировать сразу же после Затмения. И теперь являлись невзрачным украшением городских площадей. Да и то не все. Многие давно уже растащили на стройматериалы.