Подобно тому, как восседали на скамьях Красного двора на Горе почтенные старцы с посохами, здесь так же, нахохлясь, точно наседки, восседали знатные тетки с прислужницами. На чем восседали, понять трудно. Скорее всего на скамьях, только скрытых под широкими, раскидистыми, словно хвастливо разостланными тканями и оборками. Ну чисто торговый ряд под навесом из дранки! А навес-то покоился на высоких резных столбах и, видимо, служил укрытием посиделок от жары или дождя.

Оставив лошадь на попечение первой встречной робы, Калокир с напускной смиренностью, точно попал в женский монастырь, приблизился к боярыням. Сарам за ним.

— Мир вам, женщины! — поздоровался динат.

— Мир вам, женщины, пропищал и Сарам, повторяя и коверкая непонятные для него слова приветствия.

Калокир сердитым взглядом отогнал Сарама прочь, чтобы не вмешивался куда не просят. Тот уныло поплелся к плетню, устроился там, присев на корточки, поглядел по сторонам и заклевал носом.

Чинно поклонившись, боярыни с любопытством смотрели на Калокира. Одна, что поближе, спросила:

— Чего тебе надобно, человек?

— Я послан к вашей княгине Властелином вселенной. Много дней и ночей добирался. Велите узнать, примет ли.

Одна из прислужниц бросилась к терему.

— Говоришь по-нашему, уж не из наших ли будешь? — спросила все та же боярыня.

— Нет. Гостил здесь прежде.

— А тот, второй, что писклявый?

— Он евнух, — дината смутил неожиданный вопрос — Мой отец, великий воин, давно купил его у какого-то сирийца. Или отбил. Не знаю. Сарам служит верно и не глуп. Советуюсь с ним иногда. Я им доволен, не обижаю.

— Экий, — рассмеялась она, — похваляешься, что он советчик тебе!

Динат смутился пуще прежнего.

Вскоре его пригласили в покои. Он ушел, шаркая сандалиями под длинной, непривычной для него рясой, а боярыни смотрели ему вслед, сочувственно шептали наперебой:

— Еще одного принесло, беднягу, полоумного.

— Этот потолще Григория будет и моложе.

— А все ж лицом нездоровый.

— Григорий то наш как-то сказывал, будто есть такие из этих, из ихних, что в черне ходят, которые сами себя в ямы сажают, никуда не отлучаются всю жизнь. Кузнечиков да мух наловят, насушат и выкушают. Или воды пригоршню хлебнут — вот и вся еда. А чтобы не хотелось еще чего, железо на себя понавешают, чтоб болело и отвлекало.

— И этот, не иначе, мух наелся, сердечный, очень уж плох лицом.

Калокир же, минуя двух расступившихся юных стрельцов, вошел наконец в большую комнату, всю увешанную коврами и метелками душистых трав, и сразу различил княгиню среди прочих, хоть и не видел ее никогда прежде.

— Привет тебе, сестра! Привет, Елена! Я донес его через тысячи стадий, рискуя телом, но не душой! Я спешил к тебе, не жалея ног!

— Здравствуй, сказала Ольга. Поклонились и остальные. — Ты спешил ко мне, но успел заглянуть к моему сыну и даже омрачить его мимоходом. Тайны швыряешь налево-направо, говорят. Ну и ловок!

Калокир подивился: когда успела узнать? Но не выказал и тени растерянности. Напротив, продолжил с еще большим подъемом:

— Да пусть вспомнится тебе слово, данное Порфирородному! Снова ждет тебя Священный Палатий! Скоро ль, узнать поручено, исполнишь обещанное?

— Жива буду, наведаюсь, может, после зимы. Так и передай в Царьграде.

Динат изобразил ликование. Даже промокнул под конец сухие глаза широким рукавом рясы якобы от избытка чувств. И, не найдя больше, чем бы еще выразить восторг, застыл перед ней, прижимая руки к груди.

— Что Константин, дышит еще брат мой вечный? — спросила.

— Дышит! Дышит, сестра! — А про себя добавил: — «На ладан дышит, чтоб ему…»

— Слава богу, — сказала.

Ольга была уже в годах. Статная, все еще крепкая, белолицая, с большими влажными миндалевидными глазами, над которыми изгибались, как крылья, темные и широкие брови. Длинные, с пробором от середины высокого чела волосы, помазанные душистым маслом, ниспадали на атласные одежды, вышитые, усыпанные камешками. На руках мерцали жемчужные опястья и голубыми нитями сплелись жилки под тонкой кожей. Взгляд ее твердый.

— Сыну твоему славному, это верно, принес тревожные вести… — начал динат.

Но она оборвала:

— Знаю. Сам-то добрался благополучно?

— Спасибо, сестра. Вот только… коня не подали к кораблю. Ноги со свитой бил, пока добирался от реки до Красного двора.

— Не беда, сказала с усмешкой. — Я в Царьграде, помню, больше твоего намаялась. Сколько стояла на приколе перед цепью Суда [16] , знаешь? Я, великая княгиня. Да ты не ерзай, обиды не затаила. Давай уж рассказывай, что там у вас нового. Все рассказывай, подробно. Сядь.