И тут Мэт замер. Совсем недавно он размышлял о том, проснулась ли Дара и не заглянуть ли к ней. А потом еще вздумал приволокнуться за Берелейн. Берелейн! А что он сказал Перрину — допросил приглядеть за сестренками. Как будто уже сделал выбор. Но это не так. Он не позволит тянуть себя как барана на бойню. Должен же быть какой-то выход.

Нашарив в кармане монету, Мэт подбросил ее и поймал тыльной стороной ладони. Только сейчас юноша разглядел, что это тарвалонская марка. Он уставился на знак Тар Валона — Белое Пламя, стилизованное под каплю.

— Свет, — вскричал он во вес голос, — испепели всех Айз Седай, а заодно и Ранда ал'Тора за то, что втравил меня в эту историю!

Проходивший мимо слуга в черной с золотым шитьем ливрее замер на месте и с беспокойством взглянул на юношу. На подносе слуга нес баночки с мазями и бинты. Поняв, что и Мэт его заметил, слуга вздрогнул.

Мэт кинул золотую монету на поднос:

— Прими от самого большого дурака в мире. Потрать ее как следует — на вино и женщин.

— Бла… годарю, милорд, — запинаясь, пробормотал ошарашенный слуга.

Он так и остался стоять столбом, когда Мэт двинулся дальше. Самый большой дурак в мире. Точнее не скажешь!

Когда за Мэтом закрылась дверь, Перрин покачал головой: да, этот скорее сам себя по голове топором треснет, чем в Двуречье вернется. Разве что по крайней необходимости. Перрину и самому хотелось бы найти такое решение, которое позволило бы ему не возвращаться. Только вот не было такого решения, и с этим неумолимым фактом приходилось смириться. Кажется, вся разница между ним и Мэтом состоит лишь в том, что он, Перрин, готов признать неизбежное.

Он расстегнул ворот рубахи и невольно застонал, хотя старался делать это как можно осторожнее. Все левое плечо представляло собой огромный, уже потемневший кровоподтек. Троллок увернулся от его топора, и только сноровка Фэйли, умело обращавшейся с ножом, уберегла Перрина от куда более страшной раны. Плечо ныло, и умывание доставляло боль, хорошо еще, что холодной воды в Тире хоть залейся.

Перрин уже собрался в дорогу. В седельные сумы он не положил лишь то платье, которое наденет завтра утром. Как только взойдет солнце, он отправится к Лойалу. Нет никакого смысла беспокоить огир сегодня вечером — тот, скорее всего, уже улегся спать. Единственной загвоздкой оставалась Фэйли — он никак не мог решить, что сказать ей. Ведь для нее остаться в Тире было бы безопаснее, чем уехать с ним.

Неожиданно со скрипом отворилась дверь, и на Перрина повеяло ароматом духов. Цветочным ароматом — так мог бы пахнуть вьюнок в жаркую летнюю ночь. Этот томный запах не был сильным, возможно, никто, кроме Перрина, его бы не учуял, но он знал, что Фэйли не стала бы пользоваться такими духами. Однако юноша удивился еще больше, когда в комнату вошла Берелейн.

Она заморгала, ухватившись за дверной косяк, и Перрин понял, что для нее в комнате слишком темно.

— Ты что, собрался куда-то ехать? — неуверенно спросила она.

Свет лампы из коридора падал на фигуру молодой женщины, и трудно было отвести взгляд от такой красавицы.

— Да, достопочтенная леди. — Он отвесил самый галантный поклон, на какой был способен. Фэйли может фыркать по этому поводу, сколько ей угодно, но Перрин не видел причины, почему бы ему не проявить учтивость. — Завтра утром.

— И я тоже. — Она закрыла за собой дверь и скрестила руки на груди. Перрин отвел взгляд и только посматривал на нее краешком глаза, надеясь, что она этого не заметит.

Берелейн как ни в чем не бывало прошла в комнату. Свет единственной свечи отражался в ее темных глазах.

— После того, что случилось… Завтра же я отбываю. Поеду экипажем до Годана, а оттуда отплыву в Майен.

Мне следовало бы отбыть несколькими днями раньше, но я задержалась, надеясь найти верное решение. Только его не было, о чем я могла бы догадаться и раньше. То, что случилось сегодня вечером, убедило меня в этом окончательно. То, как он расправился с ними… все эти молнии, проносившиеся по коридорам. С меня довольно, я уезжаю завтра.

— Достопочтенная леди, — смущенно промолвил Перрин, — а почему вы говорите об этом мне?

Берелейн вскинула голову. Это движение напомнило Перрину одну кобылку, которую ему доводилось подковывать в Эмондовом Лугу. Та, помнится, все норовила ухватить его зубами.

— Чтобы ты передал это Лорду Дракону. Однако непонятно, почему она обращается к нему.

— Вы и сами можете сообщить ему, — сказал Перрин не без раздражения, — а у меня на это времени нет, ведь завтра в дорогу.