— Да плевать мне на ваши законы! — вскипел от ярости Победоносец. — Вы сами признали меня властелином, и теперь законы устанавливаю я! Желаю, чтобы она жила!

Элем смиренно поклонился:

— Все тебе дозволено, Победоносец, но неужто ты хочешь того, чего не хотим мы? Неужто хочешь, чтобы у шернов рождались дети нашей крови?

Ихазель одним прыжком вскочила на ноги.

— Нет на мне скверны! — выкрикнула она, окидывая толпу горящим взглядом. — Слышите? Нет на мне скверны! Кто посмеет…

И захлебнулась рыданием. Закрыла глаза, снова припала к ногам Марка и повторила тихим, молящим голосом:

— Нет на мне скверны. Вели казнить, Победоносец, но верь: нет на мне скверны.

Марк нагнулся и поднял ее, залившуюся слезами, на руки, как ребенка.

— Она под моей защитой, поняли? — сказал он. — Не сметь ее трогать! Я за нее отвечаю!

Над толпой пронесся ропот, но никто не посмел возразить. А Марк добавил, обратясь к Элему:

— А передо мной за нее отвечаешь ты! Если у нее хоть волосок с головы упадет, я прикажу зарыть живьем в землю тебя!

Он говорил решительно и властно. Никто бы не подумал, что он так скоро привыкнет распоряжаться порядками у лунного народа.

Элем молча потупился.

— А что прикажешь насчет шерна, владыка? — спросил он, помолчав.

— Пока пусть живет. Заприте его понадежней. А теперь ступайте прочь и оставьте меня одного.

Кровля мигом опустела. Авия поволокли вниз по винтовой лестнице и по приказу Элема приковали с распростертыми руками в подземелье собора, который отныне был объявлен жилищем Победоносца, поскольку иного здания ему по росту не было во всей округе.

На кровле осталась одна Ихазель, да еще медливший с уходом Ерет.

Победоносец вопросительно глянул на него.

— Владыка, — сказал Ерет. — Я хотел взять ее в жены…

— А согласился, чтобы ее казнили.

— Нет. Не согласился я. Но такой закон.

— Был, да сплыл.

— Тем лучше для нее, что сплыл. Но все равно никто не женится на женщине, к которой прикасался шерн.

— Не веришь, что на ней нет скверны?

— Хотел бы верить, и раз ты, радость очей наших, со звезд нам ниспосланная, так говоришь, я тебе верю. Но если так, то прошу тебя! Как верный пес, прошу, вели, что хочешь — исполню, но прошу. Не отбирай ее у меня, владыка! Я ее люблю.

Марк рассмеялся свободно, по-земному:

— Да я и в детстве в куклы не играл! На что она мне?

Ихазель, до этого мига равнодушно внимавшая разговору, вскинула на него глаза

В них заметался какой-то мучительный вопрос, но она промолчала, закусила губы и отвернулась, глядя на море. Марк окинул ее взглядом и только тут заметил, что она полуобнажена. И стало не по себе оттого, что Ерет смотрит на нее, такую. Марк снял широкий красный шарф, повязанный на шее, и накинул на плечи девушке. Та не шелохнулась, даже взглядом не поблагодарила.

— О чем задумался? — с ноткой раздражения спросил Победоносец, обращаясь к Ерету, который не сводил глаз с девушки.

Ерет усмехнулся:

— Если бы не ты, владыка, нынче бы счастью моему конец. Потому что я не посмел бы, не решился бы пойти против закона и в эту минуту уже не было бы Ихазели.

Он смотрел на девушку горящими глазами, но приблизиться не осмеливался. То ли стеснялся Победоносца, то ли у нее вид был слишком отсутствующий и неприступный.

— А ты? — спросил Марк. — Ты о чем задумалась? Она подняла на него печальный, но светлый и умиротворенный взгляд:

— О древней повести в книгах, которые спрятаны в подземелье. О блаженной пророчице Аде, которая, не познав мужа, служила когда-то Старому Человеку, а когда он возвращался на Землю, проводила его до самого края Великой пустыни и там окончила свои дни, не сводя глаз с далекой звезды.

Марк смущенно улыбнулся.

— Я-то молодой, а не старый, — сказал он. — И когда буду возвращаться на Землю, возьму тебя с собой. Вас обоих возьму, — торопливо поправился он и указал на Ерета. — Там вы будете счастливы.

Ихазель едва заметно усмехнулась, не сводя глаз с огромного синего моря.

Солнце едва-едва перевалило за полдень, когда, окончательно разгромив логово шернов, народ торжественно проводил Победоносца в собор, провозгласив его единовластным повелителем Луны.

Сражение было упорным и долгим. Штурм начали в полдень, в пору, когда над великим лунным морем каждый день прокатывается гроза. Крепостные стены удалось проломить сразу в нескольких местах. Те, кто раньше при одной мысли о шернах в суеверном страхе осенял себя спасительным знамением Пришествия, теперь, видя во главе воинства долгожданного Победоносца, бросились в бой с неслыханной отвагой и самоотверженностью. Но у дверей башни о трех шпилях встретили отпор, перед которым их воинственный порыв едва не захлебнулся. Его оказали не шерны, а на этот раз выворотни, те самые, что утром постыдно бежали с поля боя, а сейчас отчаянно бились до последнего вздоха, зная, что их ждет в случае поражения. Каждую дверь, каждый коридор, каждый поворот лестницы, каждую ступеньку приходилось брать с бою