Сокровище Голубых гор (др. перевод)

Увлекательный роман классика итальянской литературы Эмилио Сальгари переносит чителей к берегам Новой Каледонии, где терпит крушение корабль капитана Фернандо де Бельграно. Сам герой чудом спасается, попадает к дикарям и даже становится их вождем. Однако дни его сочтены, и последнее, что он может сделать для своих детей - послать им письмо и карту с указаниями, где спрятаны сокровища древней цивилизации.

— Да, ребята, быть беде: перед нашим носом заиграла полосатая рыба, а это дурной признак, — говорил хриплый бас.

— У вас, боцман, вечно дурные признаки! Только и знаете путать всех, — насмешливо возражал звонкий молодой голос.

— Ты-то вот много смыслишь в океане и лучше меня все можешь объяснить Молчал бы лучше, молокосос!

— Какой же я молокосос, когда мне уже стукнуло семнадцать лет? Потом, боцман, вы забываете, что я — тоже сын моряка. Стало быть, у меня должно в крови сидеть.

— Моряка! Наверное, твой отец дальше порта Вальдивии и носа не высовывал? Ничего, значит, кроме простой барки, не умел вести. Моряк тоже!

— Что вы хаете моего отца, когда совсем и не знали его? Это нехорошо с вашей стороны, боцман. Прежде всего, он был такой же чилиец, как и вы»

— Может быть. Но я уже сорок лет хожу по океану, поэтому полагаю, что равняться со мной.

— Но и мой отец родился в одно время с вами.

— Да ты что же это, Эмилио, опять начал зубоскалить надо мной? Или забыл, как тяжела у меня рука, а? Так я напомню!

— Очень уж вы сердиты, боцман! Слова вам нельзя сказать.

— Молчи, негодный мальчишка!

— Смотрите, не ошибитесь, называя меня так.

— Говорят тебе, каналья, молчать!

— Перестаньте браниться, тогда и я замолчу.

Эта ссора между старым боцманом Ретоном и юнгой Эмилио могла бы продолжаться еще долго, к великой потехе всего остального экипажа, если бы вдруг не была прервана появлением на палубе капитана судна.

Капитан «Андалузии» представлял собой прекрасный тип чилийца с примесью испанской крови. Бронзовое лицо его выражало неукротимую энергию прежних воинов высоких Анд, а черные бархатистые глаза горели еще юношеским огнем, несмотря на то что ему уже стукнуло пятьдесят лет. Он был высокого роста, широкоплечий, крепкий, мускулистый и сильный, поэтому его не без основания сравнивали с быком-пуной, грозой его родных гор. В черной бороде, обрамлявшей его красивое лицо и придававшей ему сходство с одним прославленным разбойником, еще не серебрилось ни одного белого волоска, между тем как густые волосы на голове были уже сильно подернуты сединой.

— Опять у вас тут баталия с Эмилио? — обратился он к боцману. — А вы, дон Хосе, не велите этому мальчишке вечно противоречить мне, тогда и баталий между нами не будет, — ответил Ретон.

— В чем дело?

— Да вот я говорю, что полосатая рыба заиграла на поверхности, а это предвещает дурное.

— Полосатая рыба?! — с видимым испугом перебил капитан, бросаясь к борту.

— В том-то и дело, капитан. Извольте сами посмотреть. Целыми дюжинами прыгает перед нами.

— Гм! Да. Это плохо. Положим, на небе еще ни одного облачка да и ветер умеренный. Но, разумеется, это может измениться в одну минуту. Мы вошли в область, где бури — самое заурядное явление. А до Новой Каледонии осталось еще около полутораста миль. Пожалуй, нам и не добраться благополучно.

Нахмурив лоб, капитан некоторое время молча смотрел на игру зловещих полосатых рыб, то и дело выскакивавших на поверхность моря и игравших вокруг великолепного парусника, который представляла собой «Андалузия».

Рыба эта, длиной от двух до трех метров, плосколобая, покрытая мелкой чешуей, с удлиненным носом и открытой пастью, отчасти походит на огромную лягушку. Она массами водится в водах Тихого океана и охотно ловится обитателями Новой Каледонии, несмотря на ее неприятный вкус. Зато она берет количеством мяса: нередко попадаются экземпляры весом в сто пятьдесят килограммов. Обыкновенно полосатая рыба скрывается на большой глубине, но когда надвигается ураган, она выходит на поверхность, точно для предупреждения моряков об угрожающей опасности, а может статься, и в ожидании добычи.

— Что, капитан Ульоа, ошибся я? — спросил боцман.

— Нет, Ретон, ты не ошибся. Да я тебя никогда и не подозревал в таких ошибках, — ответил дон Хосе. — Что же нам теперь делать? Одну минуту я остановился было на мысли забраться в рифы, идущие параллельно берегу, и переждать там бурю. Но появилось опасение, что это будет еще рискованнее: в открытом море есть еще надежда уцелеть, а среди острых камней «Андалузию» может превратить в щепки. Поэтому лучше будем продолжать путь в Балабиосскую бухту. «Андалузия» уже не с одной бурей справлялась, надеюсь, выдержит и на этот раз».

— И по-моему так, дон Хосе. Примем меры и, Бог даст, уцелеем» Ага, вот и туча уж подымается!.. Ну, пора приниматься за дело», э, уж и голос подает!

Действительно, на горизонте, до этой минуты совершенно чистом и ясном, стала появляться темная туча, а по парусам пронесся зловещий свист.

Отступив от борта, старый боцман начал отдавать приказания команде, состоявшей из четырнадцати человек. В несколько минут корабль был приготовлен к предстоящей борьбе с ураганом. Ход его с семи узлов 1 сразу убавился наполовину.

«Андалузия» в описываемое нами время — середине шестидесятых годов прошлого столетия — считалась одним из лучших парусников в Чили, морской державе, успешно соперничавшей с соседним Перу. Это был прекрасный четырехмачтовик с оригинальной и очень практичной оснасткой. Построенный из крепкого калифорнийского дуба, этот изящный корабль за свое пятилетнее существование с честью выдержал несколько сильных ураганов не только в Великом океане, но даже в Индийском, еще более опасном. Теперь для «Андалузии» пробил час нового испытания, серьезнее предыдущих: она в первый раз заходила в область Новой Каледонии, где свирепость морских бурь достигает апогея. Сердца капитана Ульоа и боцмана Ретона сжимались недобрыми предчувствиями. Что же касается экипажа, состоявшего из молодых и не особенно еще опытных моряков, то, не подозревая страшной опасности, он был совершенно спокоен. Это только радовало капитана и боцмана, потому что иначе у матросов раньше времени могли бы опуститься руки.