– Еще партийку - и спать, - согласился Егор.

– Юль, ты у Егора в комнате ляжешь, а он тут, - сообщила тетя Таня.

– Хорошо, спасибо, - откликнулась я.

– Все, молодежь, я спать, - тетя Таня ушла.

– Юль, ты как на 9 мая работаешь?
– неожиданно спросил Егор. Я оторвалась от карт.

– Я на 9 мая всегда не работаю. Отгул беру.

– Почему?
– хором спросили близнецы.

– Во-первых, к деду на могилку езжу. Во-вторых, на парад хожу. В-третьих, ветеранов поздравляю, - обстоятельно перечислила я.
– А что?

– У нас в Олимпии каждый год дается благотворительный вечер, - начал Лешка.
– Ну, обед, концерт, пакет, развозка.

– Надо же, - пробормотала я.

– У нас хозяйка очень хорошая, - отозвался Сашка серьезно.
– Так вот, Егор в концерте участвует.

– Правда? Играешь?

– Играю, пою, - отозвался Егор.
– Я вот подумал, мы с тобой спелись так хорошо, может, тоже поучаствуешь?

– С удовольствием, - честно ответила я.
– Репетиции есть?

– Как не быть, - вздохнул Егор.
– Я с новым начальством договорился уже, там правда, у нас тоже программа, но недолго. Ветеранов развести, там кому-то на кладбище, кому-то еще куда-то.... Как раз до часа все. В Олимпии начало в три часа.

– Как раз все успеют, - воодушевилась я.
– Только с репетициями я не знаю, как быть.

– Ну, мы с тобой уже спелись, - подмигнул мне Егор.
– Главное, чтобы ты тексты знала, а там уже на одну выберешься, я думаю.

– Я тоже думаю, выберусь, - согласилась я.
– Все, мальчики. Подставляйте лбы!
– Я победно кинула карты в биту.

– Так нечестно!
– снова заныли близнецы.

– Цыц! Тетя Юля зря не говорит!

– Ой, тетя, тебе лет-то сколько?
– засмеялись братья.

– Двадцать восемь, - с достоинством ответила я.
– Мои года - мое богатство.

– Двадцать восемь?
– удивился Егор.
– Думал, двадцать пять максимум.

– Спасибо, радость моя, - ехидно отозвалась я.
– Только я еще не в том возрасте, чтобы меня эта фраза радовала!

– Язва!

– Радуйся, что не гемморой!

Близнецы ржали, слушая нашу перепалку. Победила грубая мужская сила - меня закинули на плечо и уволокли в берлогу. То есть, в комнату. Осторожно сгрузили на кровать. Я лежала на спине, тихо хихикая. Егор навис сверху, тоже улыбаясь.

– Спокойной ночи?
– подсказала я.

– Спокойной, - хмыкнул Егор и поцеловал меня. Через пару минут я с угрозой сказала:

– Или выметайся, или увози меня!

– Я ушел, - он не двинулся с места.
– Но мысль о том, чтобы увезти тебя, меня очень привлекает....

***

– Эх, дороги, пыль, да туман, холода-тревоги да степной бурьян. Знать не можешь доли своей, может, крылья сложишь посреди степей. Вьется пыль под сапогами, степями, полями. А кругом бушует пламя, да пули свистят. Эх, дороги, пыль, да туман, холода-тревоги да степной бурьян. Выстрел грянет, ворон кружит. Твой дружок в бурьяне неживой лежит...
– Я пела, зажмурившись, чтобы не видеть лиц стареньких уже, ветхих ветеранов, сосредоточенно слушавших нас. Так же сосредоточенно нам хлопали - широко размахиваясь ладонями, вбивая их друг в друга. Я знала - если посмотрю - точно заплачу. Проверено.

– Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой. Выходила на берег Катюша, на высокий, берег на крутой!
– грянул Игорь, наш 'дирижер'. Мы с Егором подхватили, из зала подпевали зрители. Потом - 'День Победы', который порохом пропах. Я почти охрипла, выводя чистые высокие ноты. Закончили концерт маршем Славянки. Я шмыгала носом и старалась незаметно вытирать слезы. Егор неслышно подошел, заглянул мне в лицо. Я виновато улыбнулась.

– Юль?

– Я нормально, - поспешно шмыгнула я.

– Вижу!

– Я всегда плачу на 9 мая, - проворчала я.
– Не могу я....

– Все, все, - он уткнул меня носом себе в плечо.
– Сейчас посидим еще полчасика, и я тебя отвезу домой, и ты мне там подробно поплачешь, ладно? А сейчас - потерпи, а то наших стариков только расстраивать.

– Угу....

– Ой, деточки, как хорошо вы пели, - две сутулые старушки, в орденах, подошли к нам.
– Спасибо вам!

– Это вам спасибо!
– всхлипнула я.
– Если б не вы, где бы мы сейчас были!

– Знамо, где, - вздохнули бабушки.

Мы уехали через два часа. Музыканты уехали самые первые - сразу после окончания концерта. Мы с Егором остались - еще пели, играли, разговаривали с ветеранами. Я залила слезами два платка и рукав Егора. Он вздыхал и гладил меня по голове.

– Если бы я знал, что для тебя это так тяжело, я бы даже не начинал этот разговор, - сердито сказал он, когда мы пили чай уже у меня на кухне.

– Ну, извини, - развела руками я.
– Вот такая я вот дурная.... У меня дед не воевал, он маленький был, так его брата в плен забрали, он потом через всю Европу с полком нашим добирался.... Сын полка был.... А дед, когда немцев из села турнули наши, в обморок упал, когда запах хлеба почувствовал..... А мать его чуть не расстреляли....
– Я взахлеб рассказывала Егору то, что кроме Катьки никто не знал. Он меня слушал очень внимательно, успокаивал как мог, вытирал слезы. Проговорили мы полночи, наверное - ему тоже было, что мне рассказать. Потом он заставил выпить меня коньяка и уложил спать. По-моему, он полночи сидел у моей кровати - смотрел, как я сплю. А, может, мне это приснилось....