...Разбирая журналы, Алексей нашел еще одну любопытную фотографию. Молодая маркитантка французской армии в Крыму, в военной форме со стеком, ударами которого она якобы остановила бегущих турок, нарушивших строй и в беспорядке хлынувших с поля битвы.

– Мне китаец много любопытного успел рассказать. Хорошо, что вы дали ему полдоллара, – сказал Гошкевич.

– Странно, колония английская, а доллар в большем ходу, чем фунт, – ответил Шиллинг. – Надо признаться, что у англичан неудобные деньги.

– Китайцы всюду предпочитают доллары, – сказал Гошкевич.

По причалу подошли к борту «Винчестера».

Вахтенный матрос слегка стукнул карабином. Матросы спали вповалку на палубе. Один из них приподнялся и взял Гошкевича за руку.

– Прибылов? Вы не спите? Как Александр Сергеевич?

– Хоросе, – ответил японец.

Мусин-Пушкин прохаживался на баке.

– Ко мне приходил корреспондент здешней газеты «Чайна мэйл» [39] и передал на завтра приглашение своего редактора мистера Шортреда. Вместе со всеми вами, господа...

...Со дня на день должен подойти корабль «Пик» под командованием зверя Никольсена. Там еще наши матросы с поручиком Елкиным. «Как-то там Петр Иванович ладит с капитаном?» – подумал Алексей.

Между кафедрой и черной доской, какие бывают в колледжах, стоял белокурый молодой человек с добродушным лицом без бороды и без усов. Произнеся фразу на китайском, с характерными интонациями, похожими на повизгивания, он дважды мелко и быстро шагнул на своих длинных ногах к доске, написал иероглифы и тут же перевел тексты на английский, говоря со слабым американским акцентом и слегка ошибаясь.

Раздался первый сдержанный отклик симпатии и сочувствия небольшой аудитории, как бы выражалась готовность к чему-то более искреннему, чем отказ от настороженности.

В Гонконге не бывает концертов Берлиоза, итальянцев или исполнителей Шопена, сюда не приезжают ни Диккенс, ни Жорж Занд, здесь не бывает выставок Тернера; все интересы упираются в барыши от коммерческого просвещения Срединной Империи, в судоходство, игру в крикет и в рысистые бега. Но жители Гонконга не лишены жажды к знаниям и высших потребностей. Здесь есть свои художники. Коммодор Эллиот писал когда-то картины. Эллиот был отсюда удален, поэтому его произведения не выставлялись в Гонконге. Картины Эллиота оказались в коллекциях соседнего Макао! Португальцы поместили некоторые из них в свою галерею. Так и в Гонконге самый большой художественный талант, как и всюду в хорошем обществе, был изгнан!

«Китай – это сундук со старой рухлядью! – снова вспомнились суждения Ивана Александровича Гончарова. – Давно пора европейцам подорвать порохом крышку у этого сундука, освежить все, проветрить...»

Алексей находился среди тех, кто эту крышку подрывал. Здешнее Азиатское общество изучает жизнь Китая кропотливо, тщательно, как обычно в провинции, где таланты направляют свою силу не столько вширь, как в глубь явлений и где превыше всего ценится подлинность знаний. А за проливом, как за межой, угадывается великий Китай с его просторами, неистощимыми жизнетворными силами, с его древней литературой, философией и наукой, с его современным клокотом восстаний. Туда проникали католические миссионеры. Оттуда вырывались яркие личности компрадоров, гении коммерции и авантюризма, морские бродяги под пиратским флагом.

И вот со знанием тайны тайн из глубины глубин закрытой страны «небесных» пришел молодой ученый, преданный враждебному стану царя и своей ортодоксальной греческой вере. Он явился странно, как ниспосланный свыше, заброшенный судьбой и морскими ветрами, и буквально затоплял родственную ему по духу ученую аудиторию изобилием точных знаний, особенно когда стал на все вопросы давать достоверные ответы на китайском и на английском. «Вы жили в Пекине?», «Вы бывали при дворе Сына Неба?», «В запретном городе?», «В летнем загородном дворце?», «Кто был вашим учителем китайского?».

Осип Антонович и его товарищи, сидевшие среди слушателей, почувствовали, что произошел новый взрыв интереса – к политической жизни в Китае, к личности богдыхана, к устройству и деятельности правительства и государственных учреждений.

Гошкевич рассказывал о летнем загородном дворце, куда богдыхан со своим двором переезжал из города ранней весной, когда на горах, видимых с окраин Пекина, еще не сходит снег. Он начертил на доске планы галерей, в которых, как по коридорам, у обеих стен сидят чиновники. Непрерывно подъезжают конные курьеры. Здесь же перед дворцом, перед воротами – базар, торговля горячими яствами. Чиновники выбегают из дворца, наскоро едят... Во внутреннем дворе два высших учреждения: маньчжурское и китайское отделения правительства. У входа в галерею, ведущую в палаты богдыхана, стоит толпа телохранителей, из которых один выбирается гигантского роста и очень зорко оглядывает каждого входящего. И при всем этом множестве охраняющих, размещенных внутри и вокруг дворца, случается, что неподалеку от дворца на большой дороге разбойники грабят и даже убивают купцов.