Был конец длинного изнурительного дня. В гримерной Тара критически посмотрела на себя в зеркало и отметила предательские признаки усталости. «Сегодня раньше в постельку, дорогая, — сказала она себе удовлетворенно. — Сразу, как только вернешься домой, легкий ужин, хорошую книгу в руку — и на боковую». Она подняла сумку, бросила вокруг последний взгляд, не забыла ли чего, выключила свет и вышла в тихую, просторную студию Джейсона.

Тара чувствовала усталость, но была довольна собой. После веселого утра, когда они праздновали ее успех, она приготовилась к обычной дневной съемке. Джейсон, однако же, был все еще под парами — не пьян, но явно в некоторой экзальтации. Она стояла на пороге и с симпатией следила за тем, как он, не замечая ее, двигается по студии, выключая мощные осветительные лампы и приводя все вокруг в порядок. Он подошел к велосипеду с моторчиком, который во время съемок служил штативом, и задумчиво взобрался на седло, не выпуская из рук бокала с шампанским.

Тара подошла и встала прямо напротив него.

— А, сфинкс, добрый день, — весело воскликнул он. — Послушай, я теперь знаю твое лицо почти так же, как свое собственное, и все же что-то главное от меня ускользает. В мягком и рассеянном освещении ты выглядишь двадцатилетней. Но при ярком солнце… тридцать пять? двадцать девять?

Тара стояла не двигаясь.

— Молчишь, да? Ну да, конечно, ты же сфинкс. Вечная женская красота, которая уносит свою тайну в бессмертие. Вот и она, эта девица с картины Леонардо, на протяжении столетий держит карты рубашками наружу — вроде тебя.

Теперь он смотрел ей прямо в глаза. Тара встретила его взгляд и была смущена его глубиной.

— Что я знаю о тебе? Да ничего. Мне кажется, я знаю тебя целую вечность, а на самом деле знаю только твои глаза и потрясающую улыбку. Ты для меня загадка, Тара Уэллс, и, похоже, это занимает меня все больше и больше.

В смысле того, что Джейсон имел в виду, ошибиться было невозможно. Тара подавила вздох. Она смутно подозревала, что нечто в этом роде может случиться, но не была уверена. С такими, как Джейсон, с его постоянными шутками и прибаутками ей раньше не приходилось встречаться, так что она никак не могла взять в толк, всерьез он говорит или нет. Она вся подобралась, готовая достойно встретить вызов.

— И отчего это я все время думаю о тебе, — Джейсон слегка улыбался. — Да отчего же, отчего любой парень думает о девушке со времен Адама и Евы, Ромео и Джульетты…

Пора вмешиваться.

— Эббота и Костелло, — непринужденно подхватила Тара. Инстинкт подсказывал ей, что пора менять тему, пока не прозвучат слова и обоим не придется болезненно и трудно выпутываться из этой истории.

— Знаешь, кто ты, Джейсон, — продолжала она с той же непринужденностью. — Ты романтик. В обыкновенной бедной работнице ты видишь то, чего в ней нет.

— Ну, это уж моя тайна, — сказал Джейсон с печальной улыбкой, какой Тара никогда прежде не видела на его лице. Ясно было, что он принял ее молчаливый сигнал. Нажимать не будет. Он бодро поднял бокал:

— За нас — и за секреты, которые хорошо хранят.

Тара нежно улыбнулась ему и двинулась к двери.

— Спокойной ночи, Джейсон.

— Эй, — его голос остановил ее. Она замерла и обернулась.

— Ты точно не хочешь покататься на моем велосипеде?

Она покачала головой:

— Нет, мне пора домой.

Оставшись в студии один, Джейсон высоко поднял бокал. Затем, как исстари прощались, он медленно перевернул его и разжал пальцы — бокал упал и разлетелся на осколки.

Тара шла городскими улицами, пробираясь домой через толпы людей. Успешно дебютировав в качестве манекенщицы, начав неожиданно зарабатывать много денег, она переехала из затрапезной гостиницы на новую квартиру — в престижном районе Элизабет-Бэй, обитатели которого наслаждались одним из главных преимуществ жизни в Сиднее — видом на гавань. Ощущая в теле ломоту, а на сердце печаль — при мысли и о Джейсоне, и о превратностях любви, она поднялась на лифте на свой этаж и вошла в свою новую обитель.

Сразу же послышалось приветственное «мяу», и то, что некогда было комочком свалявшейся шерсти, а ныне стало большим упитанным котом, выкатилось к двери навстречу ей.

— А, Макси, привет, малыш. — Она нежно почесала у него за ушами и прижала к груди. — Ну как ты? Хорошо день прошел?

Войдя в квартиру, она сбросила туфли и со вздохом облегчения протопала через застеленный ковром холл в гостиную.

— Я открою тебе секрет, Макси. По лицу мне можно дать двадцать восемь, но к концу дня, такого, как сегодня, мои ноги тянут на все сорок!

Она опустила кота на толстый ковер и подошла к проигрывателю. С тех пор как она сюда переехала. Тара вновь могла наслаждаться музыкой, а ее она любила больше всего на свете. Теперь после экспресс-знакомства с дискотекой и джазом, ее музыкальные вкусы обогатились и уже не ограничивались ее любимой классикой. Она надавила на кнопку, и потекла печальная мелодия — дуэт Барбары Стрейзанд и Нейла Даймонда «Ты мне больше не даришь цветов». Вздохнув, она откинулась на спинку мягкого просторного дивана и огляделась. То, на что упал взгляд, радовало ее, приходилось в этом признаться. Единственное, что выделялось в изящной, тихой комнате, был толстый, кораллового цвета ковер, натянутый на белые стены. В обстановке господствовало стекло и хром в итальянском стиле, а бросавшийся в глаза модерн смягчали длинные занавеси, с потолка и до пола, закрывавшие то, что Тара уже окрестила «замечательным окном». Впрочем, это было не столько окно, сколько четвертая стена, поскольку все стены представляли собой собственно зеркальное стекло, откуда открывался беспрепятственный вид на гавань. По сути, этим и привлекла ее квартира, и она часами могла смотреть на открывающуюся богатую красками панораму. Было ли небо чистым или затянутым облаками — вода залива отражала его цвета с готовностью верной любовницы. Ниспадающие струи дождя доставляли ей такое же наслаждение, как и яркое солнце. Сидеть у прекрасного окна и глядеть на расстилающийся вокруг мир — лучше отдыха не придумаешь.