молодым и старым,

Образ пристыженной и гневной

лестницы, попираемой

воровскими шажками,

Образ укромной софы и парочки

тайных прелюбодеев,

Образ игорного стола с дьявольским

проигрышем и выигрышем,

Образ лесенки для осужденного

убийцы с осунувшимся лицом

и связанными руками,

Шерифа с помощниками и безмолвной

бледной толпы,

покачивание веревки.

Образы возникают!

Образ дверей, многих выходов и

входов;

Дверь, откуда поспешно вышел,

покраснев, друг вероломный,

Дверь, куда проникают новости

хорошие и плохие,

Дверь, откуда вышел, дом покидая,

самонадеянный,

легкомысленный сын,

Дверь, куда он вошел опять после

долгих скитаний, - больной,

надломленный, без чести, без

средств.

<>

11

<>

И образ ее возникает:

Она, защищенная меньше и все ж

больше, чем когда-либо;

Средь грубых и грязных она шагает, не

боясь грубости, грязи:

Она узнает мысли, когда проходит, -

ничто от нее не скрыто;

Она, несмотря ни на что, дружественна

ко всем;

Она любима больше всего - без

исключений, - и нечего ей

бояться, она ничего не боится;

Проклятия, ссоры, песни с икотой,

непристойная ругань

не заденут ее, когда она мимо

проходит;

Она молчалива, владеет собой - они ее

не оскорбляют;

Она принимает их, как законы природы

их принимают, - она

сильная,

Она тоже закон природы, - нет закона

сильней, чем она.

<>

12

<>

Главные образы возникают!

Образы Демократии, полной - в итоге

столетий;

Образы, что вызывают другие образы,

Образы буйных мужественных городов,

Образы друзей гостеприимных по всей

земле,

Образы, крепящие землю и крепнущие

землей.

ИЗ "ПЕСНИ О ВЫСТАВКЕ"

Муза, беги из Эллады, покинь Ионию,

Сказки о Трое, об Ахилловом гневе

забудь, о скитаниях Одиссея,

Энея,

К скалам твоего снегового Парнаса

дощечку прибей:

"За отъездом сдается внаем".

И такое же повесь объявление в Сионе,

на Яффских воротах

и на горе Мориа,

И на всех итальянских музеях, на

замках Германии, Испании,

Франции,

Ибо новое царство, вольнее, бурливее,

шире, ожидает тебя как

владычицу.

<>

*

<>

Наши призывы услышаны!

Да и сама она издавна жаждала этого.

Она идет! Я слышу шелест ее одежд!

Я чую сладостный аромат ее дыхания!

О, царица цариц! О, смею ли верить,

Что античные статуи и эти древние

храмы не властны ее

удержать?

Что тени Вергилия, Данте и мириады

преданий, поэм не влекут

ее, как магниты, к себе?

Что она кинула их и - пришла?

Да, уже замер, умолк ее голос там, над

Кастальским ключом,

И египетский Сфинкс с перебитой

губою молчит,

И замолчали гробницы, хитро

ускользнувшие от власти веков,

Каллиопа уже никого не зовет, и

Мельпомена, и Клио, и Талия

мертвы,

Иерусалим - горсть золы, развеянной

вихрем, - сгинул,

Полки крестоносцев, потоки

полночных теней, растаяли вместе

с рассветом.

Где людоед Пальмерин? где башни и

замки, отраженные водами

Уска?

И Артур, и все рыцари сгинули,

Мерлин, Ланселот, Галахад

сникли, исчезли, как пар.

Ушел он! ушел навсегда этот мир,

когда-то могучий,

но теперь опустелый,

безжизненный, призрачный,

Шелками расшитый, ослепительно

яркий, чужой, весь в пышных

легендах и мифах,

Его короли и чертоги, его попы и

воители-лорды, его

придворные дамы.

В короне, в военных доспехах, он ушел

вместе с ними в свой