И она была такая самоуверенная, такая отстраненно-холодная, такая невероятная, что находиться с ней в одной комнате – все равно что соседствовать с древней аниматронной фигурой. Я попытался представить, что она – моя мать. Получилось, но с большой натяжкой.

– Чем могу помочь, офицеры?

– Мы по поводу Бертрана, вашего сына. Можно войти?

– Хм… Почему бы и нет?

Квартира была обставлена в стиле «Конан-супер». Мы уселись на златотканые узорчатые подушки и рассказали, в какую задницу загнал себя сын полноправы Ровены.

– Мне чертовски жаль малыша Берти. Он всегда был таким хорошим мальчиком, таким многообещающим. Рыжая Соня свидетель, я делала для него все, что было в моих силах. Но не понимаю, чем могу помочь вам.

– Вы с ним не виделись, не разговаривали в последнее время?

– Мы с ним не виделись и не разговаривали уже несколько лет.

К-Март встал:

– Не возражаете, если мы тут немного осмотримся? Ровена вскочила с подушки:

– Боюсь, это проблема, если только у вас нет ордера на обыск.

К-Март кивнул на затворенную дверь:

– А там что?

– Моя молельня, капище Дагона. Уверяю вас, это просто невинное хобби. Но – сакральная территория, вторжение посторонних означает ее осквернение. А теперь, офицеры, если вы не против, мы попрощаемся. Мне хочется побыть одной…

К-Март принялся ходить по комнате, одновременно пуская «дымовую завесу»:

– А знаете, меня ведь тоже растили дагонитом, но давненько уже я не имел связей с единоверцами. Не по своему желанию – обстоятельства, знаете ли. Сколько лет не видел настоящего капища! Раз я верую в Дагона, значит, можно все-таки войти?

Прежде чем Ровена успела вмешаться, К-Март рывком отодвинул дверь.

Пеленка ждала. Она вскинулась перед нами на дыбы – высокая, как человек, и вдвое шире человека. Дрожащая синяя стена криптоплоти. И эта большая Пеленка в отличие от знакомых мне маленьких испускала нашатырно-фекальное зловоние.

Похоже, малыш Берти серьезно потрудился над ее параметрами.

К-Март не успел выстрелить – на него навалилась Пеленка, вмиг обтянула, как облипучка-приставучка.

Завизжала Ровена. У меня тоже был лазик, но я не мог стрелять – боялся продырявить беспомощного К-Марта.

Кто-то пронесся мимо меня, тяжелый и стремительный, и задел, да так сильно, что я развернулся кругом. Когда снова утвердился на ногах, увидел, как наш Бульдог – сплошные клыки и когти – вцепился в Пеленку. Он нацелился на главный узел, вырвал его с кровавым пучком нитевидных отростков. Пеленка опала, как проколотый надувной матрац.

Я подошел к облепленному грязью К-Марту, помог встать. Мимо меня в комнату устремилась Ровена с криком: «Берти! Берти! Я пыталась им помешать!»

К-Март был здорово напуган, но невредим.

– Богиня Тара! Ну и запашок – как у нас в Казахстане, когда я провалился в нужник.

С лазиком на изготовку я проследовал за Ровеной в комнату. Однако, чтобы справиться с малышом Берти, оружие не потребовалось. Чудовищный кукловод, злоумышленник, манипулировавший убийцами-Пеленками, лежал в огромной байеровской люльке – такие применяются обычно для лечения обширных ожогов. Берти был голым, лишь прикрыт широченным матерчатым полотенцем. В безвольной руке лежал сонический инъектор фирмы «Аллеликс». Судя по лицу Бертрана, лишенному какого бы то ни было выражения, инъектор он зарядил слоновьей дозой «новорождина» или другого тропа с ретрогрессивным, синопсоразделяющим действием.

Заливаясь слезами, Ровена упала на колени перед колыбелью. Теперь эта парочка смахивала на безвкусную модерновую версию «Пиеты».

Подошел К-Март, покачал головой:

– Богиня Тара!

Я вспомнил, как сам был чокнутым:

– У всех у нас пупки крученые, К-Март. По крайней мере у тех, кто родился человеком.

Направляясь к выходу, я наткнулся на Бульдога – он уничтожал вещественное доказательство. В пылу схватки древние инстинкты одержали верх над служебной выучкой. Я хотел дать ему пинка, но передумал.

Казалось, моя жизнь целиком и полностью уподобилась одной из самых мудреных симплектических моделей неотомистской катастрофы. Она носилась по орбитам странных аттракторов, по спиралям и синусоидам, – и невозможно было предсказать, во что упрется эта кривая дорожка. Вряд ли во что-нибудь хорошее.

Моя жизнь даже не просто изобиловала – она кишела переменами, их было побольше, чем зрелых трипсов на ткач-дереве перед сбором урожая. И уж всяко, перемен было достаточно, чтобы я решил провести несколько внеочередных сеансов у доктора Варелы из «Бихевиоральной прагматики», у спокойной и эрудированной дамы. В прошлом, когда я, покончив с частным сыском, сорвался в штопор, она помогла мне взяться за ум. Надо же – еще совсем недавно я думал, что судьба никогда больше не сведет нас.