– Соображай, соображай, мой мальчик. Он был королевским картографом, и именно при нем были отправлены знаменитые экспедиции на запад. Теперь понял?

– То есть, ты считаешь, что Дериц поможет мне… поможет с картами? Да, я понял тебя, понял с самого начала. Но – а где уверенность, что он действительно владеет архивами старого адмирала?

– Ну ведь кому-то же они должны были достаться? А если не Дериц – как ты думаешь плыть в незнакомые моря? Не зная ни ветров, ни течений, не имея ни одного обозначенного рифа? Или, может быть, ты кинешься в ноги королевскому картографу? Королевскому штурману? И это еще не все. Возможно, тебе придется пересечь целую страну. А ведь Дериц изучал не только моря, но и сушу. Все его отчеты, насколько я понимаю, должны свято храниться в семье.

– И ты предлагаешь мне их купить? – хитро прищурился Эйно.

– Разумеется, скопировать, – хохотнул в ответ Монфор. – Дериц не настолько нищ, чтобы торговать семейными реликвиями. Но он мальчишка, он склонен увлекаться, ты понимаешь, о чем я, а? Ты найдешь, что ему наврать, и он сам побежит к тебе в руки.

Эйно не ответил. Потягивая из бокала желтоватое вино, он задумчиво глядел на играющие в камине языки пламени – эту склонность я заметил в нем довольно давно, с момента моего прибытия в Пеллию. Очень часто, особенно в дождливые вечера, он уединялся внизу и мог часами сидеть в кресле, покуривая трубку и время от времени забрасывая в камин небольшие аккуратно напиленные поленца, всегда лежавшие рядом с ним на полу.

– Ты прочитал свиток, который я нашел в Неф-Экселе? – спросил он, поворачиваясь к Монфору.

Скулы Монфора немного заострились.

– Я никогда не думал о праве на молчание. Я знаю – ты слышишь, знаю, что у нас нет права на слово. Все известно до нас. Не изменится ничего, кроме имен многочисленных богов… но сколько прольется при этом крови?

– Кровь будет ценой, и не более.

– Ты жесток.

– А ты мягок и человечен? – Эйно жестко усмехнулся, и в его глазах заиграл хорошо знакомый мне лед.

– Я?..

Монфор провел рукой по лбу, налил себе вина – и, вдруг, словно по воле предержащих, постарел. Рядом со мной сидел не мужчина лет тридцати пяти, а старец с запавшими щеками и блеклыми, растерявшими недавнюю синь глазами.

– Это, пожалуй, не имеет значения, – произнес он нисколько не изменившимся голосом. – Мы оказались в игре, мы должны играть в нее. Верно? Никто из нас не может удалиться в… гм. В деревню, свинок разводить. Я удивлен: почему ты задумался о бреднях давно ушедшего старика?

– Потому что он, будучи одним из нас, первым понял: нас обманули. Первым, Рэ, – и первым же изложил свои мысли доступным для прочих образом.

– Н-да, это, пожалуй, любопытно. И ты, значит, предлагаешь сдаться?

– Но разве месть является нашей целью?

– И месть тоже! Месть тем недоумкам, которые придумали все это, всю эту забаву, отдающую гнилью и маразмом! Они спросили нас, своих детей?.. Скажи мне, они спросили? Они спросили, хотим ли мы превращаться в червей?

– Выяснилось, что не хотим, – устало отозвался Эйно.

– И этого им было мало – они позволили надуть себя, как сопляков на базаре! Они позволили, чтобы им подсунули порченый товар! И, самое смешное, – на вновь помолодевшем лице Рэ Монфора появилось дурашливое, как у клоуна, выражение, – самое смешное, что мстить-то, мстить по-настоящему нам уже некому! Лжецы превратились в прах! За компанию с нашими пращурами, уставшими от жизни. Маттер!

– Д-да? – недоуменно приподнялся я.

– Ты можешь устать от жизни? Устать от неба, устать от моря, устать от женщин и вина? Устать – от всего, устать так, чтобы тебе захотелось превратиться в червя, вылезающего из-под листвы?

– Боюсь, что я не понял вас, мой господин. Но думаю, что нет. То есть не настолько. В конце концов, в усталости, с вашего позволения, тоже есть нечто приятное – отдых…

– Отдых! Тогда, когда у тебя есть завтрашний день! А если он уже никогда не наступит?

– Но, по-моему, даже древний старик не хочет умирать: его, наверное, ждут внуки.

Монфор широко распахнул глаза и хлопнул ладонью по столешнице.

– Вот же! Ты слышишь его, Эйно?

– Но разве я спорил с тобой? – пожал плечами князь. – Я говорю не об этом… и вообще, в данный момент меня больше всего интересуют проклятые кхуманы.

– В каком смысле? – насторожился Монфор.

– Меня не покидают странные предчувствия. Будто где-то среди нас появилась новая сила, абсолютно враждебная, но пока еще не слишком опасная; молодая, если хочешь.

– На чем они основаны?

– На странной агрессивности кхуманов. Они действовали в Шаркуме так нагло, словно находились у себя дома. Это очень странно, и я стал задумываться о мотивах. Они охраняли все, даже самые дальние подступы к Черепу, так, словно знали, что я начну его искать. Или, может быть, не я – но кто-то, понимаешь? Если Череп был благополучно продан, чего ради было оставлять в Шахрисаре людей, чтобы они следили, не станет ли кто-то интересоваться ничего не значащей сделкой?