– Жиро, брамселя долой! – заорал Эйно в переговорную трубу. – Всем наверх, орудийная прислуга по местам! Я спущусь в машину, – сказал он Иллари. – Спрошу, что там у них. Приготовься расчехлить барбеты. Кажется, нам придется «почесаться» с целой эскадрой.

На корабле началась суета. Два десятка матросов принялись карабкаться по вантам, чтобы убрать верхние паруса, на орудийной палубе забегали канониры; я слышал отрывистые команды боцманов, глухой лязг и скрип блоков и топот десятков ног, обутых в тяжелые морские сапоги. «Бринлееф» ожил и начал готовиться к бою.

– Идут к нам, – медленно, словно в задумчивости, проговорил Жиро и выпрямился.

Впрочем, это я видел и без дальномера, на такой дистанции уже вполне хватало моего бинокля. Далекие крохотные силуэты четырех кораблей выстроились в ряд и на всех парусах устремились вперед, стремясь перехватить «Брин». Где-то на горизонте маячили мачты еще нескольких судов, над двумя из которых ветер загибал к морю черные хвостики дыма. «Купцы» горели. Меня это немного удивило: какой смысл зажигать корабли, которые ты собираешься ограбить? Ведь вместе с кораблем сгорит и его груз, составляющий твою добычу!

Иллари приказал убрать и марсели. Было ясно, что бой придется вести на машине: она обеспечивала кораблю значительно большую свободу маневра, нежели паруса, и к тому же, как я уже знал, могла разогнать его почти до пятнадцати узлов. Под парусами такая скорость была недостижима даже для легкокрылой бригантины, не говоря уже о неповоротливых фрегатах.

Снизу появился Эйно.

– Машина почти готова, они просят еще десять-пятнадцать минут. Это время у нас, кажется, есть… – он заглянул в дальномер. – Да, есть. Расчехлить барбеты, заряды наверх, прислуга главного калибра – по местам! Раздраить кранцы первой подачи!

– Может, лучше уйти? – тревожно спросил Иллари.

– Уйти мы уже не успеем, – ответил Эйно. – Машина все еще не готова дать полный ход, а этот пеллийский барк чешет как на королевских гонках. Он достанет нас через час…

– Скажи лучше, что тебе не терпится опробовать в бою своих «носорогов», – скривился Иллари.

Эйно ответил ему веселой белозубой улыбкой. Сняв со станка драгоценный дальномер, он плюнул за борт и приказал:

– Все в рубку. Курса не менять.

Мы спустились в рубку рулевого. Иллари и Тило принялись вращать большие металлические колеса, торчащие из ее толстых стен, и вскоре широкие смотровые окна превратились в узкие щели: колеса управляли наружными броневыми щитами, защищавшими рубку от осколков. Эйно с нами не было. Приникнув к одной из щелей, я увидел, как на палубе матросы спешно расшнуровывают брезент, закрывавший те самые, до сих пор неведомые мне приземистые сооружения. Вот они потянули за край толстой многослойной ткани, и я увидел нечто довольно странное. На палубе, опираясь на блестящее металлическое кольцо, стоял усеянный заклепками броневой цилиндр высотой в мой рост. Машина зачихала чаще, чем обычно: не веря своим глазам, я понял, что цилиндр поворачивается по часовой стрелке, и внутри него что-то происходит. Неожиданно в броне раздвинулась вертикальная прорезь, через которую на правый борт неторопливо выползли две огромные, длинноствольные пушки! В этот миг до меня дошло, о каких сюрпризах говорил Эйно.

– Что это такое? – как завороженный, прошептал я.

– Это изобретение князя Кошхара, – ответил мне Иллари. – Старик додумался расположить самые тяжелые пушки корабля во вращающихся броневых барбетах. Точнее говоря, барбет вращается на небольшие углы, но пушки внутри него скользят по стальным рельсам, как тележки в шахтах – видел? Перед выстрелом пушки опускаются для зарядки, а потом опять поднимаются вверх. Кошхар придумал все это давно, но осуществить смог только тогда, когда появились мощные паровики. Вся эта штуковина, она знаешь сколько весит? Ее и пятьдесят человек не повернут, какие редукторы ни ставь.

Да, эти пушки были огромны. Наверное, они смогли бы достать противника и за горизонтом…

Над краем цилиндра появилась голова Эйно. Он что-то сказал, потом исчез снова. Иллари приложился к переговорной трубе:

– По-моему, ты уже можешь стрелять. До них осталось мили четыре, не больше.

– Сейчас начнут стрелять они, – загудел в ответ Эйно. – Пускай… где ты видел, чтобы у пиратов были хорошие канониры?

– Ты боишься начинать первым?

– Я не думаю, что главный евнух бургасского сатрапа станет жаловаться, что я потопил его пиратов, но я не желаю оказываться в состоянии нападавшей стороны. Может, нам еще не раз придется бывать в Бургасе – зачем же лишние толки? Пеллийский вымпел они видят, хотят стрелять – пусть стреляют. Сейчас мы перетопим их, как котят.

– Как бы и они не почесали нам перышки, – качая головой, проговорил Тило.

Бахнула металлическая дверь рубки, и в полумрак помещения буквально ворвались Рокас и Бэрд.

– Что происходит? – завопил Бэрд. – Что это за корабли, там, справа по борту? Что это за чертовщина посреди палубы, а?

От него сильно несло ромом.

– Эта чертовщина – главный калибр корабельной артиллерии, – спокойно ответил Иллари. – Вас ведь предупреждали о сюрпризах? Садитесь вот там вот, в кресла, и не мешайте.

Я повернулся к щели, выходившей на правый борт. Пиратские корабли приближались к нам с весьма впечатляющей скоростью. Десятки орудий, торчащие из открытых бортовых портов, я видел уже без всякого бинокля. Они подходили к «Брину» под острым углом; рулевые наверняка уже готовились к маневру, который развернет их бортами.

«Интересно, а у нас порты открыты или нет? – подумал я. – Если нет, то они, наверное, подумают, что мы вообще безоружны. Кто их, идиотов, знает? Из трубы валит дым – возможно, их командир решил, что мы уже и так горим? Но с другой стороны, не могут же они не видеть пеллийский вымпел!»