– Плохо, что на ходу не сыграешь в кости, – пробурчал Лернэ. – На корабле я проиграл Роонну свое кольцо со священной печатью богини Урии, но он дал мне слово, что я смогу отыграться и, если мне повезет, вернуть его обратно.

– Роонн честный парень, – иронично вставил Бэрд.

– Возможно! Но с тех пор, как мы находимся на суше, у нас нет времени на игры. А кольцо все еще у Роонна.

– Зачем же ты ставил его в игру?

– У меня не было с собой денег, а тащиться за ними в кубрик не хотелось.

– А-а-а, – хохотнул Бэрд. – Тогда все понятно: Урия сама наказала тебя за отсутствие мозгов.

Пару часов спустя мне вдруг показалось, что впереди нас, в небольшой чахлой рощице, мелькнула чья-то тень, но все мои попытки рассмотреть что-либо в бинокль закончились ничем. Неизвестный словно провалился сквозь землю. В конце концов я решил, что мне примерещилось – или же это было какое-то копытное. Здесь, в степи, нам не раз попадались на глаза группки изящных быстроногих животных, увенчанных длинными, как меч, рогами. Завидев нас, все стадо стремительно уходило и вскоре исчезало на горизонте, оставив после себя лишь облака пыли.

Постепенно дикая степь стала оживать: нам все чаще попадались редкие хвойные рощи и заросли колючего кустарника, и в конце концов далеко впереди возник неровный темный контур леса.

– Кажется, привольная жизнь кончилась, – заметил Бэрд, опуская свой бинокль. – Придется теперь продираться сквозь заросли. Интересно, сколько нам еще идти? Мне что-то очень не нравится этот бургасский кхуман, которого тащит с собой командир…

– Почему? – немного сонно спросил я.

– Странный он какой-то… и ведет себя нагло.

– Он наш единственный проводник. Без него мы тут вообще ничего не найдем.

Бэрд резко рассмеялся.

– Я уже убедился в том, что командир всегда держит в рукаве красную фишку. Возможно, кхуман и в самом деле может нам помочь, но я уверен, что князь справится и без него. После той драки с бургасскими ублюдками я верю в него, как в бога. Кто бы мог подумать! Он расстрелял мерзавцев, как на флотских соревнованиях в присутствии высочайших особ! Такая стрельба – и такие орудия – сделали бы честь любому королевскому кораблю.

– Слушай, может, перекусим? – предложил я.

– Доедем до леса, – решил Бэрд. – И подождем наших: возможно, в лесу командир снимет дозоры – люди могут заблудиться.

Я кивнул, соглашаясь.

Разместившись почти у самой опушки, мы набрали валежника и после нескольких попыток развели костер: сырые ветки упорно не желали загораться, но Бэрду все же удалось их разжечь при помощи клочка бумаги. Я подтащил к огню трухлявое бревно, прикрыл его попоной и развернул прихваченный с собой обед. Ута достала из кожаной сумки сверток с частью окорока, Лернэ – небольшую бутылку в кожаном чехольчике с ручкой, и мы принялись за еду. Костер ужасно дымил, так что у Эйно имелся прекрасный ориентир, куда двигаться.

– Надо жрать быстрее, – заметил Бэрд. – Сейчас появятся наши и придется снова влезать в седло.

При слове «седло» у меня заболела поясница. За последние дни я вроде бы «присиделся» и перестал мучиться вечерней ломотой, но, очевидно, сегодняшняя сырость сыграла свою роль и я вновь ощутил прострелы.

«Так и до ревматизма недалеко», – подумал я, оглядывая пустынный горизонт.

То ли мы двигались слишком быстро, то ли основной отряд что-то задерживало, но пока я никого не видел.

– Долго они, – сказал я. – Спят на ходу, что ли?

– Не спешат, – начал Бэрд – и в эту секунду сзади грохнул выстрел.

Все, что я успел, это увидеть, как валится лицом в костер уже мертвый Лернэ. Мгновение спустя в голове взорвалась тысяча бомб сразу, и наступила тьма. Я даже не понял, с какой стороны на нас напали…

Холод, дикий холод. Еще.

Открыв глаза, я увидел перед собой носик давно не чищенного медного кувшина, из которого на мое лицо лилась невыносимо ледяная вода. Я зафыркал и попробовал встать, но мне это не удалось – я был привязан к своему ложу.

Стоявший надо мной человек перестал лить воду и отошел в сторону. В желтом свете нескольких масляных ламп я увидел узкое, неприятно белое лицо – белыми были брови и ресницы, белой была короткая бородка и длинные, чуть не до плеч, баки. Белый наклонился ко мне – меня обдало смесью винных паров и чеснока, – и произнес:

– Развяжите его.

Он говорил на западном диалекте языка рашеров, и я понял его с первого раза. Чьи-то ловкие пальцы сняли опутывавшие меня веревки, я попытался сесть, но тут же со стоном повалился обратно на деревянный топчан. Вероятно, я слишком долго пробыл в таком «смотанном» состоянии. Ожидая, пока восстановится кровообращение, я наскоро осмотрелся. По-видимому, я находился в каком-то подвале. Стены и пол были сложены из влажных на вид каменных блоков, никаких окон или бойниц я не заметил. Это был глухой каменный мешок, освещавшийся несколькими грубыми лампами, свисавшими на цепях с бревенчатого потолка.